– А что находится посередине между трагедией и эпиграммой? Что ты называешь «опытами»?
Порфирий прокашлялся, и я догадался, что ответ на этот вопрос он репетировал не раз.
– Представь сочинение, взявшее у эпиграммы свою краткость, а у трагедии – глубину постижения человеческого удела… Вот этих уродцев я и создаю. Но втайне от всех.
– Но зачем скрывать такую возвышенную привычку? Она могла бы прославить тебя еще сильнее.
Порфирий хмуро поглядел на меня.
– Я не стремлюсь к лишней славе. Если ты распробуешь это блюдо как следует, поймешь, какая от него изжога. Принцепсу не пристала репутация артиста. Нерона возненавидели не за дворец на римском пожарище, а за то, что он играл и пел перед толпой. За это его и сжили со свету. За талант. Он был непревзойденным кифаредом.
– Да, – сказал я. – Так говорят. Но Марк Аврелий, которого ты упоминаешь, написал возвышенный философский трактат. А божественный Юлий – записки о том, как он сражался в Галлии. Это добавило им почета.
– Верно, – ответил Порфирий, – здесь ты прав. Но труд Марка Аврелия хвалят, потому что никто его не понимает. Так люди пытаются показаться умнее. А книгу Цезаря ценят, поскольку не могут повторить его путь. Если бы кто-то из принцепсов сочинял неприличные эпиграммы, как Марциал, или похабные романы, как Петроний, публика была бы к ним менее благосклонна. Принцепсу не прощают ничего человеческого, Маркус.
– Да, господин, это так.
– Поэтому, – продолжал Порфирий, – я не открываю никому, что грешу сочинительством…
В разговоре возникла пауза – и я догадался, чего требует минута.
– Господин, а не окажешь ли ты мне великую честь, сделав меня своим читателем?
Порфирий вспыхнул как девственница, которой предложили развлечься после ужина.
– Да почему тебе интересно? – спросил он. – Ты же можешь со мной говорить.
– Я уверен, что написанное тобой превосходит сказанное, ибо над каждой строкой ты имел время поразмыслить…
Румянец на щеках Порфирия стал гуще.
– И о чем бы ты хотел прочесть?
Я задумался.
– Недавно нас услаждали прекрасные девы. Мне интересно, писал ли ты о шалостях Венеры? Почему ты, совершенный мудрец, измеривший жизнь и смерть, до сих пор находишь в них радость? Только что-нибудь небольшое, если можно. От долгого чтения у меня болит голова.
– А вдруг тебе не понравится?