Симон проглотил слюну и коснулся языком нёба. Вкус остался. Насекомое дернулось, рана на его коже стала затягиваться. Симон поднялся, чувствуя подступающую тошноту.
Симон пошел к холодильнику, достал оттуда пиво и прополоскал рот. Стало немного лучше, но тошнота все еще осталась, и в горле щипало, тело ломило, как будто у него поднималась температура.
Насекомое явно чувствовало себя лучше, оно стало выползать из коробки на кухонный стол в направлении Симона. Тот отпрянул к мойке и смотрел на существо, которое уверенно двигалось к краю стола, а затем упало на пол с мягким звуком.
Симон отодвинулся в сторону, к печке. Насекомое изменило направление и последовало за ним. Симон почувствовал, что его сейчас стошнит. Он глубоко вздохнул пару раз и закрыл глаза руками.
Все — таки он был не в силах стоять спокойно, пока насекомое находилось прямо около его ног. Он вышел в холл и сел на сундук, в котором хранилась одежда на случай дождя, сжал руками виски и попытался оценить ситуацию. Вкус во рту стал слабее и почти не чувствовался.
Насекомое выползло через порог из кухни и двинулось к Симону. Оно оставляло за собой след слизи. Теперь Симон понял то, чего еще не знал пять минут назад. Это знание появилось откуда — то изнутри.
То, что он чувствовал как вкус, насекомое чувствовало как запах. Это его и направляло. Быть около него —
делиться с ним своей силой. Симон знал теперь, что слюной он закрепил союз, который уже никогда не разорвать.
Теперь насекомое стало его. Навсегда.
Симон быстро сделал шаг в сторону, и насекомое немедленно изменило направление. Симон схватил коробок с кухонного стола, накрыл им насекомое, задвинул крышку и перевернул коробку.
Симон крепко сжал губы, борясь с дурнотой, когда насекомое шевелилось в своем коробке, и он чувствовал на ладони его тепло. Да, оно было теплым. Теперь Симон явно ощущал это тепло, ведь отныне он был его хозяином.
Симон положил коробок в карман.
ВОКРУГ ДОМА
Ибо много трудностей ожидает в жизни молодых коней, которые не знают ни шпор, ни хлыста. Впервые почувствовав боль, они несутся вскачь по диким тропам прямо к зияющей пропасти.
Андерс сидел и смотрел на высохший кустик папоротника целых двадцать минут, выкурив уже две сигареты. Он смотрел на папоротник через легкий дым и частицы пыли, которые медленно спускались вниз в луче солнечного света. Стекло не мыли давным — давно, и на нем явственно выступали пятна и подтеки — память от тех вечеров, когда Андерс стоял, прислонившись к окну лбом, ожидая чего — нибудь, что сможет все изменить. Чего — нибудь. Чего угодно, какого — то чуда. Все равно чего.
Папоротник стоял на подоконнике над батареей. Листы были маленькие и коричневые, явно пересушенные и совсем увядшие.
ebooksa