За те три недели, которые прошли после того, как он избавился от засохшего папоротника, Андерс огромным усилием воли заставил себя вернуться к восьмичасовой границе. Его лицо и глаза постепенно приобретали нормальный, обычный цвет. До этого они уже почти год были красными.
Он постарался улыбнуться и хрипло выговорил:
— Все под контролем.
— Правда?
— Да, а что, черт возьми, ты хочешь услышать?
В лице Симона не дрогнул ни один мускул. Андерсу стало стыдно, и он тихо сказал:
— Я работаю над этим. Я действительно стараюсь.
Снова наступила тишина. Андерсу было нечего добавить. Проблема была его, и только его. Одной из причин его приезда на Думаре была попытка избавиться от привычной рутины. Он мог только надеяться, что все получится. Сказать ему больше было нечего.
Симон спросил, слышал ли он что — либо про Сесилию, и Андерс пожал плечами:
— Ничего не слышал о ней уже полгода. Странно, да? Вроде были вместе… а потом — пшик. Но так и есть, к сожалению.
Он почувствовал подступающую грусть. Посиди он тут еще чуть — чуть, и он расплачется. Нехорошо. Дай он себе волю, и он наплачет целое ведро слез.
Да. Он уже наплакал целое ведро. Огромное десятилитровое ведро слез. Во рту солоно, нос хлюпает. Ведро. Голубое пластиковое ведро слез. Он наплакал. И наплачет еще.
Но сейчас ему нельзя плакать. Он не может начинать новую жизнь, жалуясь на то, что исчезло. Так ничего не выйдет.
Андерс допил кофе и поднялся:
— Спасибо. Пойду посмотрю, стоит ли еще мой домик.
— Стоит, — ответил Симон, — с ним все в порядке. Ты повидаешься с Анной — Гретой?
— Завтра. Точно.
Когда Андерс снова стоял в том месте, где дорога делилась на две, его внезапно обожгла мысль:
Это только в приложениях к еженедельным газетам люди начинают новую жизнь. Быстренько завязывают с алкоголем или наркотиками, снова влюбляются. Но жизнь остается той же самой, какой и была.
ebooksa