Огненный перст

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что это у тебя? – спросила Ирина всё так же гневно.

– Подарок… Тебе…

Он не столько протянул ей зеркало, сколько отгородился им. После разлуки смотреть на Ирину было невыносимо – рвалось сердце.

Замолчала. Должно быть, разглядывала себя.

– …Хорошее. Лучше моего. – И отодвинула серебряную пластину.

Брови были по-прежнему сдвинуты, во взгляде обида. Ингварь не выдержал, отворотился.

– Ответь, пошто столько времени не приезжал?

В великой растерянности, не понимая, чем мог ее раздосадовать, он забормотал про тяжкую зиму, про многие хлопоты, даже ляпнул про недосуг – и тут княжна его перебила:

– Недосуг?! Он мне нужен! Я о нем по все дни думаю! А ему недосуг!

Да как всхлипнет, да как заплачет!

Ингварь потер глаза. Что за сон? Что за наваждение?

– В чем я виноват? – задрожал он голосом. – Когда ездил, ты была не рада… Перестал ездить – опять плох…

Ирина его не слушала. Давясь слезами, она говорила свое:

– Ты какую книгу мне подарил? Ты где ее взял? Я не знала, что такие книги на свете бывают… Я сначала картинки только смотрела… Но зимой скучно. Сидишь, сидишь… Стала читать… Про Ижоту, про Трыщана… Думала, где же витязя сыскать, чтобы так любить умел?

Он замер, боясь пропустить хоть единое слово.

– Володарь Северский сюда всё приезжал. Я подумала – не он ли?

Ингварь прихватил зубами губу. Спросил сдавленно:

– И что?

– Велела прочесть книгу – не захотел. Прогнала дурака. На что мне такой? О чем с ним говорить? После, на Рождество, наведался Изяслав, третий сын черниговского князя. Батюшка мне его нахваливал. Всем-де женихам жених. А Изяслав букв латинских не знает, у него одни лошади на уме. Тогда я стала про тебя думать. Вот, думаю, с кем про Трыщана и Ижоту поговорить можно. А ты будто сгинул, носа не кажешь… Ох, и злилась я на тебя!

Ирина уже не плакала, только еще пошмыгивала. Глаза покраснели, и кончик носа тоже, но все равно она была несказанно прекрасной.