Вот Добрыня обернулся, дважды махнул. Это означало, что надо показать серебро.
Дружинник вывел вперед коня, груженного казной. Два мешка, в каждом по двести гривен, тяжело звякали.
Половец вскинул ладонь: стой, где есть. Хлестнул нагайкой по крупу, в несколько мгновений вылетел на эту сторону.
– Сюда ссыпай, – сказал он по-русски и кинул наземь вынутую из-за седла коровью шкуру. – Считать буду.
Лицо у степняка было обыкновенное, половецкое: плоское, с узкими глазами, кожа смуглая, усы – два крысиных хвоста. Одет, как все они, в рванье. У поганых наряжаться не заведено, невоинское дело. Чтобы понять, важный человек или нет, надо не на платье, а на оружие смотреть и на лошадь.
Лошадь была точеная, с маленькой змеиной головой – за таким скакуном не угонишься; рукоять сабли серебряная; стремена тоже. Видно, что не рядовой ханский дружинник-ланган.
Половец кошкой, мягко, спрыгнул. Стал доставать из мешка блестящие бруски. Некоторые кусал зубом – проверял, серебро ли. Укладывал кучками по десять штук.
Поехал через реку к дальнему оврагу и Добрыня – проверить, вправду ль привезли Борислава. На краю балки остановился.
У Ингваря быстро колотилось сердце. Если какой обман – Путятич коснется рукой затылка. Тогда быть сече.
Но боярин развернулся, порысил обратно к реке. Значит, брат там.
Немного отлегло.
Проверяльщик опорожнил первый мешок, взялся за второй. Дело пошло быстрей – приноровился.
– Три гривны еще дай, – сказал он, закончив, и поглядел на Ингваря острым, будто не человеческим, а волчьим взглядом.
– Чего это? Сорок кучек, по десять гривен в каждой.
Степняк ловко завязал углы шкуры. Крякнув, поднял ношу, которая была больше его собственного веса. Дружинники переглянулись – ох, жилист, вражина. Лошадь, даром что маломерка, под тяжестью даже не присела. Известно: половецкие кони выносливы, крепки.
– За что три гривны? – сердито повторил Ингварь – и едва удержался в седле. Половец свистнул в два пальца так оглушительно, что спокойный Василько шарахнулся.
Из оврага медленно, трудно выкатила повозка, запряженная парой. В ней лежало что-то, сверкавшее на солнце, – издали не разглядеть что. А потом так же медленно выплыл всадник на исполинском коне, каких Ингварь еще не видывал. Четверо половцев, окружавших богатыря, на своих лошаденках казались игрушечными.
– Два коня и повозка. – Проверяльщик показал три пальца. – Три гривны.
– Не нужны нам ваши кони. И повозка не нужна.
Ингварь щурил глаза, смотрел на огромного всадника: он, не он?