Огненный перст

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ловко управился, – похвалила Гелия. – Что Кыю скажем, если вернемся?

– Мало ли куда они делись. Край тут глухой. Да и не будет он допытывать. Он умный…

Автоматон, равнодушно наблюдавший за убийством, по команде хозяина спустил трупы в воду. Течение унесет их вниз.

«Такая служба, – думал Дамианос, отмывая забрызганный кровью рукав. – Христовы заповеди не для нас. Кто спасает ближних своих, уже свою душу спас».

Он и сам не знал, зачем каждый раз, убив кого-то по необходимости, ищет для себя оправдания. Верно, по привычке. Никакой вины или каких-то иных чувств давно уже не испытывал. Неприятно, конечно. Да что ж?

Поплыли втроем. Собственно, вдвоем, потому что автоматон – не человек, а машина. Теперь греб он один, без отдыха и остановки. Лишь иногда, чтобы размять нывшие от вынужденного безделья мускулы, на весла садился Дамианос.

Первое городище, которое попалось на Ловати, было не просто пустое, а сожженное дотла.

Причалили. Дамианос походил по пепелищу. Поселок спалили давно, не менее года назад. В бурьяне лежал труп с разрубленным надвое черепом, с которого успела облезть кожа, остались только волосы и борода. В колодезный сруб впилась стрела с неславянским оперением – она засела так глубоко, будто ее выпустил не человек, а крепостной самострел. Только откуда здесь взяться крепостному самострелу? Стрелу пустил какой-то богатырь. Голову тоже разрубили ударом невиданной силы.

Потом встречались еще селения. Тоже черные, мертвые.

Дамианос решил, что днем двигаться опасно. Поэтому в светлое время прятали лодку в кусты и ждали. В путь отправлялись с вечерними сумерками, плыли до рассвета. Кый говорил, что по Ловати до Ильмерь-озера идти шесть суток, но из-за дневок получилось дольше.

Вынужденные стоянки настроения не портили. Гелия, отоспавшаяся за время путешествия, была радостна и беззаботна. Фальшивя, тихонько напевала, часа по два расчесывала свои роскошные волосы и говорила, говорила. Иногда дельное – учила языку вэрингов, но чаще болтала пустое.

На первой же остановке спросила, не передумал ли Дамианос считать ее сестрой. Если передумал, то почему бы ему не провести время с приятностью, раз уж они все равно сидят и ждут.

– Нет, – ответил он. – И больше не предлагай.

– Что же мы будем делать до вечера? Тогда давай разговаривать. Я знаешь, про что тут думала?

Он вздохнул. Ладно, лучше пусть болтает, чем пристает со своей холодной любовью. Всё не может успокоиться, что не превратила его в «инструмент».

– Ты обратил внимание, как на нас с тобой смотрели дружинники, которых ты убил? Какие у них были лица?

– Боязливые. Мы для славян – люди чужие, обладающие непонятным знанием, а потому страшные.

– Мы для них не люди, а сверхъестественные существа. Здесь мы – боги, спустившиеся к смертным.

– С той лишь разницей, что мы тоже смертные, – заметил Дамианос. Она хотела что-то ответить, но не стала.

Какое-то время спустя заговорила снова.