Он встрепенулся – вспомнил науку, как с бабами разговаривать. Степания Карповна тоже ведь баба, пускай и первая раскрасавица на всем белом свете.
– Как же тебя не любить? – воскликнул он. – Пылинки сдувать буду. Лепестками розовыми осыпать. Жить со мной станешь, как на облаке небесном. Что пожелаешь – то и сделаю. Луну для тебя с неба достану и звезды прихвачу…
– Некрасивый, а говоришь красиво. – Дева улыбнулась. – Мне нравится тебя слушать.
– А сколько я сказок знаю! – пуще того воодушевился Шельма. – И не только сказок. Я всюду бывал, всякое повидал. Каждый день тебе буду про чудеса рассказывать, про дальние страны, про волшебные приключения.
– И про рыбу-кит? И про мертвую царевну?
– Про что захочешь. Ты вот про пятно на моем лбу помянула. А это не пятно, это знак судьбы.
Он придвинулся, чтобы показать клеймо. Степания дотронулась пальчиком – у Яшки по коже пробежали огненные мурашки.
– Ой, змейка!
– То не змейка, а латинская буквица S, как наша буква «Слово». Начало твоего имени: Степания. Знак этот у меня на челе с рождения, потому что ты мне Богом сужена.
Лучистые глаза широко раскрылись.
– А пошто буквица латинская? Я ведь русская.
Яшка снисходительно молвил:
– Боярышня, а святцев не читала. Святая Стефания латынянка была. Не знала?
– Нет…
– Я тебе и про нее расскажу. Ты ведь в ее честь поименована.
По ясному челу девы вдруг пробежала тень, глаза вновь наполнились слезами. Яшка испугался: не так что сказал?
– Платье-то мое, венчальное, когда я его из горящего дома выносила, попортилось… Рукав правый почернел…
– Пойдешь за меня – другое пошьем, еще краше. Десять платьев хочешь? Иль двадцать?
Длинные ресницы качнулись, пали две хрустальные капельки – и сызнова просияла улыбка.
Карп Фокич больше ждать не стал. Вытащил из-за пазухи образок на снурке, воздел.