Вельможный татарин был уже близко. Лицо его показалось Яшке странным, потому что оно и было странное – будто перечеркнутое пополам: поверх глаз зеленая повязка тонкого шелка. Слепой? Чудно́.
Двое нукеров спешились, повели под уздцы дородного белого жеребца, которому, видно, никогда не приходилось нестись вскачь.
Ох и важен был ордынец! Яшка таких сановных и не встречал.
Под одутловатой желтой ряхой белая ухоженная борода; платье парчовое, сапоги зеленые, с серебряным шитьем; наискось тулова, под мышку зачем-то протянут золотой шнур. А главное – никакой он оказался не слепой. Показал на Боха и велел нукерам (Яшка по губам разобрал):
– Туда ведите.
Это потому что большому князю при церемониальной встрече зазорно и уздой пошевелить. А шелковая повязка, надо думать, прозрачная.
– Поприветствуй его по-татарски, как можно цветистее, – приказал Бох.
Яшка бухнулся лбом в траву, разогнулся. Отбарабанил честь по чести: такой-сякой многовеликий-всякопочтенный князь-мурза, тебе кланяется и желает здравия-благополучия немецкой земли наизнаменитейший бек-купец Бох.
Бох снял барет, поклонился, а татарин даже не кивнул.
– Привез, что заказано? – вот и всё «здравствуйте». Ай, большой мурза! Ай, важный!
Купец особым образом хлопнул в ладоши, и четверо кнехтов, кряхтя, сняли с воза один рогожный сверток, вскрыли. Бомбаста заблестела под солнцем своими железными боками.
Тем временем другие кнехты, отбежав в сторонку, зачем-то стали рыть землю – складывали из нее холмик.
– Прямо сейчас всё и увидишь, хер Шариф-мурза, – пообещал Бох. – Останешься доволен.
Шельма перевел, хоть и не понимал, к чему всё это.
– Спроси: он так и будет смотреть через повязку? – хмыкнул купец.
Здесь, конечно, требовалось при переводе подбавить почтительности.
– Мой благородный господин осмеливается предположить, что достопочтенному Шариф-мурзе может быть благоугоднее снять с очей повязку?
– Когда будет на что смотреть, сниму, – проворчал татарин.
– Так уже готово, – сказал, выслушав, Бох. – Земляной лафет сооружается быстро.
Что такое «лафет», Яшка не знал. Так и сказал «лафет». Наверное, это была подставка, в которую кнехты превратили земляную кучу, хорошенько ее утоптав. Сверху уложили бомбасту.