Чистилище

22
18
20
22
24
26
28
30

После того как Энрико переоделся в шорты и футболку, он взял коробку и уселся с ней на кровати. Веревки, которыми она была перевязана, не только не растрепались от времени, но и, наоборот, оказались удивительно крепкими. Попытки их развязать не увенчались успехом. Энрико отправился в гардероб за своим перочинным ножом. Когда острое лезвие коснулось веревок, в голову вдруг пришла мысль: действительно ли он хочет узнать, что скрывается внутри этой картонной коробки? Может, мать не говорила ему о настоящем отце из-за действительно весомых причин? Он подумал о словах, которые в панике выкрикнула Розалия Бальданелло: «Уходи, уходи прочь! Ты точно так же предался греху, как и твой отец, я вижу это на тебе. У тебя такие же глаза, такой же взгляд. Твой отец согрешил перед Богом и навлек на нас гнев Господа. Он назначил тебя своим душеприказчиком?» И потом еще, собрав последние силы, она кричала на Энрико: «Убирайся! Оставь мой дом, сатана, и никогда больше не возвращайся сюда!» Если предположить, что это был горячечный бред старой умирающей женщины, то все выглядело печально и ужасно. А если в этих словах есть правда? Если Розалия Бальданелло была в здравом уме и понимала, что говорила? Тогда у Энрико были серьезные причины ужаснуться. Был ли он сатаной? Ему вспомнилось существо с крыльями из сна, первоначальный ангельский облик которого сменился дьявольским, пугающим, а крылья с перьями превратились в перепончатые крылья летучей мыши. Каждый раз Энрико охватывал ужас, когда он видел дьявольскую морду, в которой слегка угадывались человеческие черты, так как в том существе, с которым сталкивался Энрико, он узнавал самого себя.

Однако эти размышления ни к чему не приведут, это он знал по своему богатому опыту. Резким движением разрезав веревки, он быстро снял крышку с коробки. Если уж он решился на это, то нужно поскорее узнать, что же завещала ему Розалия Бальданелло.

Энрико рассчитывал обнаружить там личные записи, старые фотографии или дневник, подобный дневнику Фабиуса Лоренца Шрайбера, но, судя по первому взгляду, его наследство состояло лишь из газетных вырезок. Коробка доверху была заполнена большими и маленькими газетными статьями, все они были аккуратно вырезаны — никаких кривых или оборванных краев. Их кто-то тщательно вырезал ножницами, кто-то, для кого порядок и точность играли большую роль. Так обычно поступали все поколения бабушек и дедушек Энрико.

Самая верхняя статья состояла из множества вырезанных колонок и была позаимствована из самой крупной газеты Рима — «Мессаджеро ди Рома». Выпуск был от 7 мая и начинался жирным заголовком: «Чудесное излечение в Ватикане». Подзаголовок гласил: «Новый понтифик: святой или шарлатан?» Когда Энрико прочитал первые строки статьи, он вспомнил происшествие, о котором очевидцы раструбили по всему миру. Энрико сам видел в телевизионном сюжете, как вновь избранный Папа Кустос во время аудиенции поставил на ноги прикованную к инвалидному креслу женщину. Средства массовой информации пестрели противоречащими друг другу сообщениями. Одни утверждали, что женщина была полностью парализована, от шеи и ниже, а другие писали о пошлом трюке, об избитом фокусе. Во всяком случае, этот инцидент стал началом связанных с Папой и Ватиканом волнующих событий, которые достигли апогея во время покушения на Кустоса.

Хотя Энрико не очень интересовался делами Церкви, он все же следил тогда за развитием событий. Тот, кто смотрит телевизор, читает газеты или слушает радио, не мог равнодушно к этому отнестись.

Он еще порылся в коробке и обнаружил множество статей, комментариев и сообщений, описывающих действительные или мнимые чудесные способности понтифика. Энрико не мог сказать, что его больше удивляло: то, что его двоюродная бабка проявляла живой интерес к понтифику и его необычным способностям, или то, что старушка просмотрела в поисках этих статей все крупные газеты Италии, которых в маленькой деревне Борго-Сан-Пьетро, наверное, было не достать. Несколько газетных вырезок были посвящены расколу Церкви и антипапе Луцию, и Энрико не мог уловить очевидной связи с сообщениями о чудодейственных силах Кустоса. В любом случае у Розалии Бальданелло сохранился явный интерес к Церкви и Папе вплоть до самой смерти.

Энрико перебрал содержимое картонной коробки трижды и не нашел никаких личных посланий. Ни фото, ни дневника, ни простой короткой записки о том, зачем двоюродная бабка завещала ему именно эти вырезки. Все это было весьма таинственно, и Энрико списал бы это на причуды старухи, если бы не сегодняшнее событие с участием Анджело. Отшельник и Папа обладали явно схожими способностями. После всего, что пережил Энрико сегодня в больнице, он скорее верил в чудесное излечение парализованной женщины и принимал это за чистую монету. И если из содержимого картонной коробки невозможно было понять, почему двоюродная бабушка оставила Энрико эти вырезки, то разговор с Анджело навел его на одну мысль. Отшельник сказал, что Энрико тоже обладает такой силой. Об этом говорили и красные пятна на руках. Знала ли Розалия Бальданелло о его способностях? И если да, то откуда? Энрико пришел к выводу, что всему причиной его отец.

Он решил изучить все газетные вырезки в спокойной обстановке. Может быть, тогда ему удастся продвинуться дальше.

Когда Энрико взял в руки первую вырезку о чудесном излечении пациента понтификом, он тут же замер. Прежде он не обращал внимания на имя автора статьи, но теперь прочитал: «От нашего корреспондента в Ватикане Елены Вида».

Рим, Ватикан

В этот раз Папа Кустос ожидал своих гостей не в маленькой библиотеке, которая одновременно служила ему и кабинетом. Дон Луу провел Александра Розина и Стельвио Донати в уютную комнату, наполненную свежим ароматом кофе. Посреди накрытого скатертью стола на небольшой горелке стоял блестящий кофейник. Пожилая женщина в монашеском платье поставила рядом с горелкой поднос с мраморным кексом, взяла кофейник и налила дымящийся ароматный напиток в четыре чашки. Кустос стоял возле окна и смотрел на площадь Святого Петра. Толпа верующих, которая собралась здесь после сообщения о расколе Церкви, за последние восемь дней постепенно разошлась. Теперь на площади можно было заметить обычных туристов да пару-тройку зевак — больше никого. Иностранная телевизионная команда устанавливала посреди площади аппаратуру и делала снимки собора Святого Петра. Понтифик обернулся и поприветствовал своих гостей радушной улыбкой, а женщина тем временем разложила по тарелкам кусочки кекса.

Кустос кивнул ей.

— Спасибо, сестра Амата, с остальным мы управимся сами. — Когда она вышла из комнаты, понтифик продолжил: — Присаживайтесь, господа, теперь мы можем спокойно поговорить. В такие напряженные времена очень трудно найти место в жизни для спокойствия и отдыха. И угощайтесь! Мраморные кексы сестры Аматы в Апостольском дворце все очень любят. Вот, к примеру, дона Луу спросите!

Личный секретарь понтифика приветливо кивнул. На несколько секунд он стал похож на покорного азиата, которых Александр видел во второразрядных фильмах. Но улыбка вскоре испарилась, лицо снова стало серьезным и сосредоточенным. Понтифик тоже присел на стул и, бросив напоследок взгляд в окно, сказал:

— Когда смотришь на улицу через стекло, мир кажется спокойным и тихим. Волнения недельной давности, которые превратили Ватикан в крепость, осажденную зеваками, верующими и прежде всего журналистами, кажется, улеглись. Но впечатление обманчиво. Для журналистов всегда интересны сенсации. Экстренные выпуски новостей, газет очень утомляют публику, если становятся регулярными. Под гладкой поверхностью, как и раньше, кипят страсти. Церкви предстоит решить большие проблемы, если антицеркви и ее новому Папе удастся укрепить и расширить и без того уже ощутимое влияние.

Кустос уперся локтями в стол и положил подбородок на кисти. Его спокойный взгляд скользил по лицам гостей.

— Я рассказываю вам это не для того, чтобы вызвать сочувствие. Я только хочу объяснить, какое давление приходится испытывать мне и моим соратникам в Ватикане. И любой, пусть небольшой, просвет немного уменьшает это давление. И если бы эти ужасные убийства удалось раскрыть, это уже был бы просвет. Могу ли я надеяться?

Комиссар Донати сделал извиняющийся жест.

— К сожалению, до окончания этих дел еще далеко, — начал он свой доклад о ходе следствия, который, собственно, и был причиной встречи. Папа Кустос просил Донати рассказать о расследовании во всех деталях.

Через четверть часа, когда Донати закончил говорить, в комнате на несколько секунд воцарилась тишина. Кустосу и его секретарю, который старательно вел записи, понадобилось немного времени, чтобы осознать услышанное.