Ужасно суетясь, поп не знал, куда усадить барина, всё извинялся, что нечем его попотчевать, ибо матушка давно померла и он, Пигасий, вдовствует один, в нарушение уставов, ибо священнику без супруги нельзя, но никто ехать на сей незавидный приход не желает, а и отец благочинный просил потерпеть.
– Якож тринадцатый год тако терплю, – жаловался Пигасий, – а уж как хочется в монастырь, на покой.
В конце концов Луций попросил его более не тараторить, а лучше сходить за умным лодочником Кононом. Было ясно, что от бестолкового попа проку не дождешься.
Пока священник отсутствовал, Катин стоял перед киотом со многими иконами, силясь понять, как эти тусклые, закопченные картинки могут вселять в глупого и слабого старика столько бесстрашия и силы? Одно дело читать в историческом трактате, как лукавый иерарх Филарет, оказавшись в польском плену, вдруг исполнился достоинства и крепости, и совсем другое – видеть собственными глазами обтерханного плешивца, который в одиночку ратоборствует со Злом.
Пигасий вернулся с немолодым сивобородым мужиком невеликого роста, но с длинными и, видно, цепкими руками. В отличие от попа, лодочник был немногословен. Поздоровавшись, сказал:
– Поворотись-ка к лампаде, твоя милость. Погляжу, что ты за человек. Совладаешь с Агапкой иль нет. Мне попусту лезть на рожон, себя губить жалко. Я не Пигасий, не ради Бога живу, а ради семьи.
Требование было резонное, обоснование понятное. Катин подчинился.
Довольно долго Конон сверлил его взглядом из-под сдвинутых бровей. Наконец вздохнул:
– Ладно, спытаю судьбу, помогай мне Господь.
– Поможет-поможет, – ободрил мужичину священник.
А выдержавший осмотр Луций теперь спросил сам:
– Что ж ты раньше «судьбу не спытал»?
– Один не сдюжил бы. А мужики, с кем толковал, все робели.
– Почему они робели, а ты нет? – не отставал Катин.
– Я лодочник, косарей на ту сторону вожу, а обратно – сено, – ответил Конон не сразу. – Река вольная, я один, гребешь – думаешь. А деревенские всегда кучей, да под приглядом. Наверно поэтому.
Очень оживленный ночным приключением, Луций азартно потер руки.
– Что ж, коли у нас военный совет, давайте составлять диспозицию.
Увидел по лицам, что сказал непонятно. Выразился проще:
– Надо прикинуть, как нам сих трех лиходеев одолеть. Однако предупреждаю, что оружия у меня нет, и я всяко не стал бы багрить руки кровью.
– Я обагрю, – спокойно сказал на это Конон. – Мне и оружия не надоть. Братья, трое, с вечера сильно гуляли. Ныне дрыхнут пьяные в избе. Войдем, я Агапке топором башку расшибу, а Еремку с Елизаркой повяжем. Они без Колченога враз квелые станут. Одному бы мне не справиться, а вдвоем запросто. Вот и вся спозиция.