Это, верно, и есть здешний воевода, предположил Катин – и не ошибся.
– Должностию государево око над Синбирской провинцией, чином бригадир, именем Афанасий Петрович Корзинин, а более всего вашей милости радетельный слуга, – отрекомендовался местный начальник и пригласил гостя пожаловать в свое «скромнейшее жилище».
Был Корзинин в немолодых летах, речью мягок, манерой не определен: кажется, никак не мог вычислить, в каком иерархическом положении находится перед столичным человеком – высшем или низшем – и на всякий случай предпочитал перекланяться.
«Скромнейшее жилище», с европейской точки зрения, было чудно́е. Та же изба, но растянувшаяся в стороны пристройками и флигельками, с нахлобучкой в виде мезонина, с нескладно прилепленными колоннами. Штукатурен и окрашен был только фасад, а по бокам простодушно выглядывали старые бревна. Не такова ль и вся Россия, рефлешировал гартенляндец. Чуть подмалеванная и припудренная сверху, деревянная да рогожно-дерюжная понизу.
Важный гость был торжественно препровожден в комнату, которую хозяин назвал кабинетом, хотя ни письменного стола, ни книг там не было, а на стенах висели охотничьи ружья и головы лесных зверей.
От фельдъегеря воевода несомненно получил должные разъяснения, а может быть, и письменную инструкцию, потому что о цели приезда господина барона вопросов не последовало. Бригадир Корзинин заговорил о грядущих выборах.
Манифест об учреждении Уложенной комиссии прибыл в Синбирск две недели назад, размножен писцами и разослан кому положено. С избранием уездного депутата проволочки не будет, так как окрестное дворянство на зиму почти всё переселилось в город.
– Прикажете – созову всех хоть завтра, – закончил Афанасий Петрович свою реляцию.
– Выборы по приказу не свершаются. Пусть господа выборщики решают сами, когда им угодно собраться для ознакомления с моею программой, – объяснил Луций.
Корзинин моргнул.
– С чем?
– С программой, сиречь наказом о местном общественном запросе, который я представлю государыне, если буду избран.
– Запрос? Государыне? – Афанасий Петрович почесал мясистый подбородок, задумчиво сощурился на свечу. – Вон как нынче в Петербурге заговорили… Охо-хо.
Но больше ни о чем не расспрашивал, а вместо этого предложил дорогому гостю временный кров, «покамест ваша милость не обзавелись собственным домоустройством», тем более что гостиниц, «достойных такого человека», в Синбирске не имеется.
– Живу я не по-столичному, беднехонько, но не обидьте отказом. Осчастливьте. Семейство у меня малое, супруга и единственная дочь-девица, так что детским шумом не обременим.
Луций, конечно, с благодарностью согласился. Обзаводиться в Синбирске домоустройством ни сейчас, ни позже он не думал.
Временного постояльца повели во внутренние покои. «Беднехонькими» они не выглядели. Шелковые обои, краснодеревная мебель, хрустальные подвески на канделябрах и многие приметы свидетельствовали о хорошей достаточности. Катин слышал, что начальники на Руси бедными не бывают, ибо живут мздами и корыстями – чем далее от столичного пригляда, тем бесстыднее – и пожелал сразу внести ясность в свои отношения с синбирским крайсляйтером.
– Нам с вами, возможно, трудиться рука об руку, так позвольте спросить по откровенности, чтобы меж нами не существовало гехаймнисов, – твердо сказал Луций, остановившись посреди зеркальной залы.
– Не существовало чего?
– Утаек, – не сразу вспомнил русское слово обнемечившийся Катин. – Я, в свою очередь, тоже обещаюсь всегда быть с вами открытым.
ebooksa