– Почему же? – спросил тогда, внутренне напрягшись, Никита.
– Потому что запомни еще одну вещь, – отозвался брат. – Главнее денег может быть только… Что?
– Большие деньги? – спросил вяло Ник и тут же получил затрещину от брата. Тот не рассчитал силу, и Никита едва не упал, чем неимоверно рассмешил Андрея – он даже небрежно потрепал младшего брата по волосам.
– Деньги сильнее денег? – весело переспросил молодой мужчина. – Молодец. Умен-умен. Учеба в университете не прошла даром. Дурак. Это же самое, что и олень тупее оленя. Я всегда говорил – развивай в себе логику, малыш. Запоминай. Главнее денег – боль.
– В смысле?
– Кнут и пряник, – коротко отвечал Март, потирая идеально выбритый подбородок. – Пряник – деньги. Кнут – боль. Только этими двумя способами возможно управлять человеком. Если не действует одно – подействует другое. Если бы господин Бурундуков не согласился бы на мои условия, ты бы обработал его драгоценную дочурку. Заманил бы ее в наше логово, приятель. Не зря же я заставлял тебя ее обхаживать, олень. – Андрей расхохотался. – Узнай наш мент, что я хочу сделать с девочкой, тут же бы на все согласился.
– А почему ты не сделал этого раньше? – тихо спросил Никита, спрашивая у самого себя, смог бы выполнить этот приказ брата или нет? Он отлично понимал, что Март или его братки могли бы сделать.
– Это сопряжено с рядом трудностей, – пожал плечами, на которых виднелись тюремные наколки, Март. – Похищение человечка, знаешь ли, – не шутка. Деньгами договориться проще. С ментами «кнут» использовать надо редко, но метко. Они все повязаны, и это может быть чревато, если все точно не рассчитать. А вот с теми, кто тебе подчиняется или считается друзьями, лучше использовать «кнут».
– А со мной ты что используешь? – процедил сквозь зубы Никита.
– С тобой? – широкие изломанные брови Марта еще больше изогнулись из-за улыбки, и из-за нее же около глаз появились веселые морщинки-полоски, не слишком вяжущиеся с жесткой складкой, идущей от крыльев носа к кончикам сухих тонких губ. – Ты олень. Что с тобой использовать? Кстати, как экзамены, дружок? Ты у нас все еще отличник сессионного труда?
– Я перенес часть сессии на осень, – отозвался тихо Никита. Из-за всех проблем, окруживших его и его брата, учиться он не мог чисто физически. Хотя вообще учеба ему нравилась. Очень. Как и университет. Если бы он мог, после окончания поступил бы в аспирантуру. В университете ему хорошо удавалось играть роль «хорошего парня». А вот в школе у него не получалось скрывать, кто он на самом деле. Все и все про него знали. Еще в начальной школе на нем появилось клеймо «мальчик без мамы», и с тех пор Никита ненавидел, когда его жалели – почти так же сильно, как и ту, которая посмела бросить его и оставить с отцом.
В средней школе клеймо стало другим – «сын уголовника». Тогда было очень «весело». Нет, учителя, например, его не обижали, скорее, жалели, а вот некоторые ровесники и пацаны постарше решили, что неплохо бы, если Кларский станет мальчиком для битья. И тогда он начал учиться драться. Сам, закаляясь в уличных боях, не бегая по секциям бокса или дзюдо, как его более благополучные одноклассники. Правда, делали они это скорее для того, чтобы прихвастнуть при случае, чем они занимаются и где. Тренировки в секции или в спортклубе повышали их школьный авторитет и давали возможность в лучшем свете показаться перед девчонками.
Ник же учился драться на совесть. Не ради понтов. А чтобы просто жить. Да и характер у внешне спокойного вежливого мальчика закалился. Каждая стычка, каждое оскорбление делали его сильнее. Даже если в бою соперник был в три раза сильнее его, Никита никогда не сдавался. Или если соперников было в три раза больше – тоже. Несколько раз Ника избивали так сильно, что все лицо у него было в крови, и дышать почти было невозможно от боли, а он вновь поднимался на ноги – из последних сил, чтобы потом опять упасть и снова подняться. Наверное, к нему не приставали, если бы знали, кто его отец и брат, носившие, кстати говоря, другую фамилию. О том, кто его ближайшие родственники, Никита не говорил никому, и негласно считалось, что его родитель – мелкий уголовник, которому сын совершенно не нужен. Если первое было неверным умозаключением, то второе было прямым попаданием в яблочко.
После таких драк Никита умудрился попасть в одну из «гоп-компаний» и постоянно ходил на модные тогда стрелки со стенкой на стенку. И потому в старшей школе Кларский обзавелся заработанным потом и кровью статусом «плохого мальчика», и с ним боялись связываться. Те, кто еще пару лет назад веселья ради устраивали ему темную, сегодня ходили мимо, не поднимая головы, – вдруг этот чокнутый Кларский вспомнит прошлые обиды и возжелает отомстить, да еще и деньги захочет отжать?
К тому же «вовремя» в третий раз откинулся с зоны Март и взял Ника под свою опеку. В это же время умерли воспитывающие парня бабушка и дед. Сначала дед – его сбил на машине какой-то недоумок, которого отпустили под подписку о невыезде, и обозлившийся Андрей не нашел ничего лучше, как свершить правосудие лично – он так избил горе-водителя, что тот оказался в реанимации. Андрея снова посадили. Правда, ненадолго – уже года через два он умудрился выйти на свободу. Когда Андрея освободили, вышедший за год до этого из тюрьмы отец вновь внезапно оказался за решеткой. Кларский предполагал, что все это не случайно, но никогда не разговаривал с братом, у которого с отцом отношения были хуже некуда.
Позднее отец скончался в застенках колонии, а Март продолжил его дело. Как ни странно, у него это отлично получилось, и ОПГ Пристанских буквально возродилось, набирая в свои ряды отличных бойцов с улиц. Таких же, как и Никита – сотни подобных ему мальчишек из неблагополучных семей разгуливали по городу, не зная, чем себя занять. Бабушка к тому времени тоже уже умерла – не выдержала разлуки с дедом. Март, непонятно откуда научившийся чтить традиции, до сих пор посещал их могилы, правда, редко, но все же не забывал о родственниках. И брата заставлял это делать, правда в своей странновато-сумасшедшей манере. У него ведь действительно были некоторые психические отклонения. Наверное, в этом было виновато детство Марта. Его мать ушла в мир иной, когда ему было около четырнадцати, и его взяли к себе дед с бабушкой, воспитывавшие Ника. И уже через год Андрей попал в колонию для несовершеннолетних. Вроде бы за то, что ранил ножом мальчика из класса в драке. Дед с горечью сто раз говорил еще маленькому тогда Нику, что Андрей виноват в этом не был, что с ножом приходил другой паренек – богатый одноклассник Андрея, привыкший ко вседозволенности, и что его родители подкупили следователя, чтобы тот отмазал их сыночка. Как было на самом деле, Ник не знал. Но когда его брат вернулся домой – уже совершенно другой, с такими вот уже волчьими глазами и угрюмыми складками от крыльев носа к губам, он отомстил за себя тому самому богатому парню, со временем ставшим моделью в неплохом агентстве. А что может быть страшнее для истинной модели, чем потерять красоту своего лица и красивую походку? Его вновь осудили.
А еще дед братьев подозревал, что во многом была виновата и травма головы, полученная Андреем лет в тринадцать, тогда, когда он решил помочь выбраться из огня двум совсем маленьким девочкам-соседкам.
Неблагополучное детство, несправедливость или же физическая травма, но голова этого человека была устроена, мягко сказать, очень необычно, и Никита не знал, в чем кроется первопричина тех или иных поступков Андрея. Иногда он довольствовался логикой, а иногда же – звериной интуицией.
– Перенес на осень, – повторил Никита, нахмурившись, так как брат замолчал.
– Что? – мягко, как мамочка трехлетнего сына, переспросил Андрей, вставая со своего места – книга Ирвина Уэлша с тихим шелестом упала с его колен. – Что-что? Ты решил бросить университет, олень? Охренел?