Повелитель крыс

В благодарность за то, что ему уже успел выложить Франтишек, Григорий был готов поделиться с ним кое-какими правдивыми сведениями. Он не собирался, безусловно, рассказывать ему столько, чтобы целиком и полностью раскрыть правду о себе — нет, не более того, чего хватило бы, чтобы Франтишек был удовлетворен ответом. Лгать он не станет. В отличие от многих, живущих в этом веке, Николау был связан кодексом чести. Кодекс безнадежно устарел и истрепался, но Григорий хранил приверженность ему. Кроме того, он подозревал, что на ложь у Франтишека особое чутье и врунов он не щадит.

Николау кивнул и со всей осторожностью приступил к ответу. Самое лучшее для него в данном случае было избегать упоминания о конкретных фактах, как и в разговоре с Терезой, вот только теперь для этого была совсем иная причина.

— Фроствинг мне знаком так давно, что я даже не в состоянии вспомнить, когда именно он посетил меня впервые.

И связанный хозяин, и его верный слуга слушали Григория с неподдельным, живым интересом. Николау выкладывал им то, что им хотелось услышать. Он подробнейшим образом описывал наступление видений, понимая, что это состояние хорошо знакомо Франтишеку, так что здесь он его на извращении фактов не поймает. Рассказывал о своих непрерывных переездах. На деталях до того времени, как поселился в Лондоне, не останавливался — обмолвился лишь о том, что предки его родом откуда-то из Восточной Европы.

При упоминании об этом Франтишек кивнул, но промолчал. Конрад демонстрировал точно такое же отношение к рассказу Григория, как его господин. Заметив, что господин пока доволен, Конрад немного успокоился и даже слегка подобрел. Но только слегка. Он вообще был не из тех людей, с кем Григорий мечтал бы сойтись на узкой дорожке вне зависимости от того, владел Конрад магией или нет.

Относительно похищения грифоном своих воспоминаний Николау умолчал. Скажи он об этом — сразу возникли бы вопросы, на которые он не осмелился бы ответить. Ведь Франтишек о подобных переживаниях не проговорился, из чего Николау сделал вывод, что тот страдал от грифона меньше него.

Свое повествование он закончил рассказом о гибели двоих людей, ворвавшихся в его гостиничный номер. Франтишек вовсе не удивился тому, что Фроствинг продемонстрировал способность проникать в реальный мир из мира видений, что заставило Григория задуматься: уж не обладает ли сам Франтишек таким даром?

И Франтишек, и Конрад крайне внимательно слушали весь рассказ от начала до конца.

— Не знаю, почему меня избрали… вернее говоря, обрекли, на такую участь.

Последняя фраза была самой искренней и правдивой из всего, что пока сказал Франтишеку Григорий. Он произнес их настолько убежденно, что ему показалось: Франтишек просто не сумеет ему не поверить. И когда связанный человек задумчиво кивнул, у Григория чуть было не вырвался вздох облегчения, но он удержался — это выглядело бы чересчур подозрительно. Он только сглотнул подступивший к горлу ком и стал ждать реакции. Рассказ получился длинным, и во рту у Григория пересохло, однако он по-прежнему не притрагивался к напитку в кубке.

— Не так много, как я надеялся услышать, но все же больше того, что мне было известно прежде, — констатировал Франтишек. — Благодарю вас, Григорий, за полноту повествования и доверие. — Акценты стали менее очевидными, голос зазвучал монотонно, но Григорий не сомневался: связанный маг не остался равнодушным к услышанному. — Теперь я должен подумать о том, что вы мне рассказали.

— А что будет со мной? — вырвалось у Григория, и он тут же мысленно выругал себя. Шестьсот лет прожил на свете, а так и не научился держать язык за зубами, когда это просто необходимо.

— Было исключительно приятно с вами познакомиться, милейший Григорий. Я заранее предвидел, что наш союз может оказаться на редкость плодотворным — я буду работать здесь, а вы — там. Между тем грифон умеет читать мысли, что вам, безусловно, прекрасно известно. И прежде чем я приступлю к осуществлению моих замыслов, я должен позаботиться о том, чтобы грифон ничего не проведал о нашем с вами разговоре. Надеюсь, необходимость этого вам понятна.

Григорий крепче сжал ножку кубка. Ему уже доводилось слышать слова, сказанные подобным тоном. В последний раз так с ним разговаривал офицер в Берлине году так в тысяча девятьсот тридцатом. Григорий не сомневался в том, что Франтишек вкладывает в свои слова примерно тот же смысл. Офицер, правда, не мог и догадываться о том, что имеет дело с бессмертным, но так же, как и Франтишек, обладал властью вполне достаточной для того, чтобы наказать Григория за непослушание.

Григорий понял, что должен защищаться. Он напряг мускулы, гадая, не лучше ли будет поразить своих противников физической атакой. Кубок мог стать серьезным и даже смертельным оружием в руках того, кто знал, как им воспользоваться.

Григорий прикинул на глаз расстояние до Франтишека. Конрад не дремал: его рука скользнула под куртку. Григорий попытался прибегнуть к собственной магической силе, но только он занес руку для броска, в ушах у него вдруг зазвенело, что помешало ему сосредоточиться.

Конрад извлек изящный пистолет с особой конструкцией взвода. Пистолет этот стрелял не пулями, а иглами.

— Прошу прощения, дорогой мой Григорий, но, вне всякого сомнения, вы должны понять, что сделать это необходимо. — Связанный человек брезгливо поджал губы и проговорил: — Не следовало бы, конечно, так поступать с союзником, однако обстоятельства вынуждают, увы.

Конрад выстрелил. Хлопка не воспоследовало — только еле слышное шипение.

Левое предплечье Григория пронзила острейшая боль.