Повелитель крыс

Конрад выстрелил снова — на этот раз он целился в голень левой ноги Григория.

Григорий погрузился в сон без сновидений. Быть может, то была самая настоящая смерть. Что именно — этого он не понимал и обнаружил в самый последний миг, что это ему в высшей степени безразлично.

VIII

Это был сон… и все же не сон. Григорий Николау стоял напротив дома, на другой стороне улицы.

Он был не один. Всего в нескольких футах от него, однако при этом не обращая на него никакого внимания — так, словно его и не было вовсе, — стоял мужчина лет сорока с густыми усами, которые, что интересно, не придавали его лицу особой пикантности. Макушка у него в отличие от верхней губы была совершенно лысая. Ее обрамляли редкие жиденькие пряди волос. Сложения мужчина был плотного, ростом немного выше Григория, одет был так, словно отправился на прогулку без особой дели, — в синюю спортивную куртку, видавшие виды черные джинсы и кроссовки. Когда незнакомец вытащил руку из кармана, дабы поскрести щеку, на солнце блеснул перстень с крупным сиреневым камнем, по обе стороны от которого располагались два бесцветных камня размером поменьше.

Григорий хотел было сказать что-то, но с губ его не сорвалось ни единого слова. Тем не менее мужчина сразу посмотрел в его сторону.

Глаза у него оказались серо-голубые.

Первым порывом Григория было дать выход отчаянию, переполнявшему его, но потом он понял, что мужчина смотрит не на него, а мимо него. Еще мгновение — и мужчина повернул голову в другую сторону. Удостоверившись в том, что транспорта на улице нет, незнакомец ступил на проезжую часть и зашагал к дому.

Григорий протянул ему вслед руку в попытке остановить его. К его ужасу, рука проткнула незнакомца насквозь. Григорий попробовал крикнуть, но опять не сумел издать ни звука. В отчаянии он бросился за мужчиной, надеясь на то, что сумеет что-нибудь предпринять, пока не станет слишком поздно.

Про ворота Григорий вспомнил только тогда, когда и он, и незнакомец уже были, на другой стороне улицы. Против воли Григорий поднял глаза.

Грифон ухмылялся. Фроствинг не шевелился — статуя как статуя, все же Григорию пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не задать стрекача, как в прошлый раз.

Его спутник подошел к воротам вплотную. Григорий отступил в сторону и стал ждать, что будет дальше.

Незнакомец устремил взгляд на скульптурное изображение Фроствинга и заговорил. К собственному изумлению, Григорий обнаружил, что слышит его голос. А голос звучал решительно, хотя и не бесстрашно:

— Я пришел.

И вот тут Фроствинг зашевелился.

Григорий Николау ахнул. Грифон двухфутового роста раскинул каменные крылья и наклонил голову, дабы получше рассмотреть гостя. Фроствинг прищелкнул языком, отчего Григорий чуть было снова не бросился бегом куда глаза глядят, и произнес:

— Можешь войти, Мэтью Эмрих.

А Григорию — ни слова, ни полслова, ни смешочка. Похоже, грифон только Эмриха из них двоих и видел. Тем не менее Григорий изо всех сил старался стоять неподвижно, дабы не привлечь внимания Фроствинга к своей персоне.

Он вздрогнул от резкого металлического скрипа. Оторвав взгляд от скульптуры, увидел, что ворота сами по себе открываются. Мэтью Эмрих пока не вошел — видимо, ждал, пока ворота распахнутся пошире.

Как только створки разошлись наполовину, лысеющий Эмрих шагнул вперед. Григорий, преодолев панический страх перед склабящимся чудовищем, ухитрился схватить Эмриха за руку. И вновь его рука прошла сквозь тело Эмриха, словно его не существовало, — а может быть, не его, а самого Григория. Григорий отмахнулся от леденящей сердце мысли. Сейчас значение имело только одно: Мэтью Эмрих вошел в ворота и шагал к дому все быстрее и быстрее.