Бремя защитника

И снова в рядах раздался оглушительный рев. Затем барабанщики стали отбивать ритмы армейских военных песен, сочиненных Колаксаем, которые воодушевляли солдат на тренировках и учениях. Нестройный хор затянул мелодичную песню о гордом баронстве, в котором живут чистые и светлые люди. Каждый солдат сейчас, наверняка, вспоминал свою семью, свой дом и наполнялся решимостью и отвагой отстоять мирное небо для своих близких.

Клубы пыли показывали, что приближается вражеское войско. Сердце на секунду испытало щемящее чувство страха, но затем я взял себя в руки. Решительность и отвага командира должны передаваться подчиненным, а не малодушие и трусость. Сейчас все и решится!

Глава 5. Сражение в ущелье

Летевшая армада всадников на медведях вдруг резко стала деформироваться — первые ряды медведей угодили в наши ловушки. Тысячи разбросанных по узкой лощине острых четырехконечных шипов (как не кинь — все равно одним острием смотрит вверх) врезались в мягкие лапы мишек. Бешенный рев подраненных косолапых огласил округу невероятным хором безумных воплей. Напирающая сзади толпа по инерции продолжила катиться вперед, сминая в гармошку первые ряды и снова попадаясь на смертоносные железные приспособления. Крайние ряды стали пятится к возвышенности, но чрезвычайно высокий уклон не позволял взобраться туда вместе с всадниками. Медведи сбрасывали своих хозяев и мчались наверх в приступе безумной боли. Но и здесь медведей ждал сюрприз — плотный частокол выставленных навстречу врагу заостренных кольев не давал с ходу преодолеть преграду, тем более находясь на таком, почти крутом склоне.

Диспозиция наших войск выглядела полумесяцем с мощным центром внизу перевала. По возвышенностям стояли солидные оборонительные редуты, укрепленные артиллерией и стрелками. Сверху открыли огонь. Перепуганные и раненые, косолапые стремились ретироваться обратно и тут же смешивались с плотной толпой своих собратьев, зачастую погибая в гигантской давке.

По оценкам разведчиков, медведей, даже после ночной вылазки, осталось в районе полутора тысяч, что представляло просто гигантскую разрушительную силу. Прямой напор такой мощи и ярости просто снес бы наши войска.

Но лавина продолжала двигаться. Потянули за веревки — и несколько заостренных, похожих на поваленные заборы изгородей приподнялись от земли, встречая хошбанов пиками на уровне полутора метров. Такое сооружение не перепрыгнуть, не обойти. При этом, перед каждым таким рядом, нашими инженерами и пехотинцами был вырыт небольшой ров с все теми же колючками. Размерами ров представлял из себя канаву метр в глубину и два в ширину. Делался он исключительно для того, чтобы не дать с разгону разрушить частокол остро заточенных брусьев. Получалось так, что рвущийся на всех парах медведь терял опору под ногами, и под напором остальных был раздавлен вместе со своим хозяином напиравшими и точно также и терявшими равновесие последующими рядами.

В итоге, в таких канавах гибли по несколько рядов нападавших, и там возникало месиво из костей, внутренностей медведей и хожбанов. Лишь своими телами поломав ряд заточенных брусьев, атакующая волна продвигалась дальше, встречаю ту же преграду.

Наступление медленно, но верно захлебывалось, а неприятель уже дошел до линии эффективного артиллерийского огня. Часть пушек использовала цепные ядра и книппели. В основном их применяли на флоте для сноса мачт артиллерийским огнем, но в плотном построении противника — это был реальный шанс срубить одним выстрелом с десяток голов. Выглядело ядро обычным круглым шаром, но при выстреле разделялось на две половинки, удерживаемых короткой, в пару-тройку дециметров цепью. С характерным свистящим звуком, вращаясь, словно две планеты друг вокруг друга, снаряд летел в толпу, выкашивая свою жатву.

От звуков выстрелов животные, непривыкшие к бою артиллерии, взбеленились и принялись сбрасывать с себя всадников. Видимо чары, которыми хошбаны удерживали свободолюбивых косолапых были не способны справиться с первородным ужасом и инстинктом самосохранения.

В то же время первый залп ста десяти пушек (шестьдесят из них я принудительно снял с кораблей флота вместе с командами для обеспечения максимальной артиллерийской мощи) превратил в месиво все ближнее пространство наступающей массы. Это еще более снизило скорость движения противника, но, в то же время, расчистило пространство для новых масс яростных хошбанов.

Орудийные расчеты спешно заряжали пушки, как вдруг с тыла атакующей орды разнесся перекатистый и мощный звук трубы. Некто очень умный, по сравнению с остальными дикарями, и, видимо, главный, осознав масштаб потерь, дал приказ к отступлению. Почти растерявшая свой темп и измученная препятствиями толпа нападавших медленно разворачивалась назад, подставляясь под огонь защитников ущелья.

Неприятно, но ожидаемо! Какими бы не были полудикими хошбаны, но не увидеть очевидный провал прямой атаки крайне сложно. Я пустил черную ракету — знак обстрела отходящих войск противника. Тут же по безопасным тропам, проложенным среди преград ринулись пехотинцы. С холмов загрохотали пушки и выстрелы засевших в редутах солдат. Кавалерия, почти с края отвесных стен возвышенностей, окружавших поле битвы стала палить из своих мушкетов.

Враг, из-за своей многочисленности и неорганизованности, крайне медленно ретировался к своим первоначальным позициям у лагеря. Выстрелы в спину заметно сокращали ряды суетящихся и стремящихся спрятаться от беспощадного врага хошбанов. Легкая жертва оглушительной атаки сотней ружей и десятков орудий. При этом выкашивалась самая боеспособная и крайне опасная часть войска противника — всадники.

То ли в панике, то ли от ярости, что пешие хожбаны столь неповоротливые остатки наездников косолапых стали ломиться сквозь неорганизованные порядки своих собратьев. Началась давка, где свои же топтали своих. Еще один залп — и снова масса смертей. Каждый книппель, влетая в людскую массу, оставляли свой кровавый след в виде нескольких сраженных тел и столько же воющих от ужасных повреждений раненых.

Но, видимо, осознав всю бесперспективность собрать отряды в более организованное построение, вождь или несколько вождей решили ломануться свежими силами, стоявшими в резерве, на холмы, где располагались мешавшие продвижению по низу редуты. Благо для неприятеля — вдалеке от построения войск баронства склоны приобретали некую пологость и вполне приемлемую для начала атаки.

Я послал синюю ракету в воздух, что означало сгруппироваться у занимаемых позиций. В тот же миг солдаты поспешно отошли от мест, где вели огонь по отходящим уродцам, на свои позиции в боевом ордере. Сразу же пришлось дать в усиление редутам справа и слева по роте стрелков, поскольку по центру враг атаковать больше не решался.

Плотный огонь уничтожал целые ряды мутантов на подступах к защитным сооружениям двух холмов, но масса хошбанов, словно обезумевшие, все перли и перли на укрепления, пытаясь дорваться до рукопашной.

Прогремел мощный взрыв! Это заложенная на подступах взрывчатка сработала от длинного запального шнура, подожженного неизвестным смельчаком из защитников левого редута. Таких установили несколько на каждом холме, чтобы проредить атакующую наши защитные конструкции волну варваров.

Затем уже на правом холме в толпе нападавших состоялся взрыв. Потом еще и еще. Дикари кидали копья, камни, но они не долетали до крепких укреплений, вытянутых вперед, по направлению к врагу и больше похожих на очертания корабля — вытянутый вперед по направлению к неприятелю и постепенно расширяющийся клин. В ответ им летел ружейный и пушечный огонь.