Принц Крови,

Отец, как ни странно, принял его у себя довольно охотно, но выставил два условия. Одним из которых было то, чтобы сын обязался не водить домой баб и веселые компании. И вторым — Кристиан должен был беспрекословно слушаться его жену.

Николь появилась в жизни отца спустя два или три года после его переезда в Париж. Когда именно это произошло, никто не знал, — отец не потрудился поставить своих покинутых родственников в известность об изменении своего социального статуса. И знакомство Кристиана с мачехой состоялось только теперь.

Николь была совершенно не похожа на его мать, и это сразу расположило к ней Кристиана. Она была обаятельной, живой, легкой, любила повеселиться и не имела склонности трахать окружающим мозги. К тому же, хорошенькая адвокатесса из отцовской конторы была старше Кристиана всего-то лет на десять и воспринимала его, как младшего брата, которого у нее никогда не было, проявляя заботу, но при этом не пытаясь лезть в его жизнь и контролировать каждый шаг. Это она установила правило, чтобы Кристиан непременно сообщал, где он находится и когда явится домой. Ее просьба была обоснована и логична, и продиктована была беспокойством о его безопасности. «Париж не похож на тот город, где ты рос, — говорила Николь, — Здесь порой случаются ужасные вещи, и люди часто пропадают бесследно. Ты должен быть осторожен, очень осторожен…»

Кристиану не хотелось быть осторожным, Париж действительно не был похож на захолустье, где он вырос — это был феерический город, утонченно красивый и нежный, восхитительно порочный, дразнящий опасными приключениями и щедрый на острые ощущения. А еще в Париже жило волшебство, оно накрывало этот город словно вуалью, таинственной дымкой наркотического дурмана, обостряющего чувства. Здесь можно было чувствовать себя частью всего, что обычно никак не сочетается, — быть своим и в грохоте дискотеки и в роскоши Гранд Опера, за столиком открытой кофейни и в стенах строгого готического собора. Здесь можно было совершенно потеряться в дикой смеси из истории и современности, благородного аскетизма и веселого китча. Здесь можно было одинаково упиваться и совершенно разнузданным развратом и славящими Господа гимнами, грозно отражающимися в церковных сводах. И конечно, здесь было опасно… Восхитительно опасно!

Кристиану нравилось наблюдать за людьми, изучать и анализировать их мимику и жесты, их реакцию на чьи-то слова или поступки, чтобы потом, возможно, использовать что-то из подсмотренного на сцене. Именно поэтому он и заметил однажды в ночном клубе неподалеку от Сорбонны, где любили проводить время студенты, тех странных парней, которые, казалось, пришли туда не совсем с теми же намерениями, что все остальные. На первый взгляд они вели себя обыкновенно, заказывали выпивку, танцевали, лениво поглядывали на какое-нибудь очередное веселое шоу, разворачивающее на сцене. Но никто из них на самом деле спиртного не употреблял, так разве что касался губами краешка бокала, все они внимательно следили за посетителями дискотеки и в какой-то момент заводили знакомство с кем-нибудь молоденьким и симпатичным. Ничего особенного в самом этом факте, конечно же, не было, удивительным было то, какими странными становились лица у тех, кого клеили эти ребята, — они делались какими-то потерянными и пустыми, отсутствующими. И они непременно уходили из клуба вместе с ними. Словно завороженные. Никто не отказывался. Никто даже не ломался ради приличия. Смотреть на это было довольно жутковато.

Загадочные парни являлись в клуб не каждый вечер и даже не каждую неделю. Но, однажды обратив на них внимание, Кристиан уже ждал их, и отмечал их присутствие, даже если проходил месяц или два. Помимо того, что они вели себя подозрительно, они еще и двигались как-то немного не так. Чересчур плавно, что ли… И в лицах их тоже порой проскальзывало что-то жутковатое. Как будто не совсем человеческое. Кристиан даже думал о том, не заявить ли на них в полицию, но не мог придумать, что именно он скажет. В наш клуб ходят инопланетяне и похищают людей для опытов? Тем более, что предполагаемые жертвы на самом деле никуда не пропадали, — не пропадали надолго, — спустя несколько дней они возвращались в клуб, как ни в чем ни бывало и выглядели такими же, как всегда.

Однажды Кристиан поинтересовался у приятеля, пару недель назад сомнамбулически ушедшего с таинственным незнакомцем, куда же он ходил? И что с ним было? Но приятель вообще не мог понять, чего он от него хочет. Он не помнил ни таинственных незнакомцев, ни странных приключений. И вообще почти две недели он провалялся дома с каким-то злобным гриппом, что было вполне уныло и прозаично.

Кристиан изнывал от любопытства, он решил, что в следующий раз, если выдастся возможность, непременно проследит за загадочными парнями. Но случилось непредвиденное: один из них вдруг обратил внимание на него самого. Кристиан сам не понял, как отважился на такое безумие, он действовал чисто спонтанно и бездумно, когда замер у барной стойки, вместо того, чтобы вскочить и убежать с воплями. Когда постарался не смотреть прямо в глаза незнакомцу, и вперил взор куда-то ему в переносицу. Когда придал лицу выражение, подходящее для счастливого идиота, притворившись завороженным. Когда пошел за незнакомцем следом, в тот же миг, когда тот позвал его.

Чего он ждал? Что ему придется подняться на борт летающей тарелки и лечь на хирургический стол, чтобы обзавестись чипом в мозгах или сдать для исследований какую-нибудь часть своих физиологических жидкостей… Но, как известно, все получилось несколько иначе.

3.

В ту удивительную ночь жизнь Кристиана резко разделилась на две части. И все что было «до» как-то вдруг оказалось в далеком прошлом, в скучной, серой обыденности, которая была, как выяснилось теперь, всего лишь внешней оболочкой мира, фальшивыми декорациями, закрывающими мир настоящий. Парень чувствовал себя так, будто спал — и вот теперь проснулся. А может быть, наоборот, он спит теперь, и никак не может вырваться из объятий Морфея, напрочь замочившего ему голову материализовавшимися чудесами. Но если и так, просыпаться совсем не хотелось.

Все что стало «после», вообще не поддавалось ни описанию, ни осмыслению. Кристиан провалялся в постели дня три, утопая в сладком мороке волнующих снов, как какая-нибудь пятнадцатилетняя девчонка, впервые влюбившаяся и даже не в парня из старшего класса, а в какого-нибудь мифического демона с картинки из книги. Впрочем, демон ведь оказался совсем не мифическим. Так что сравнение получается не совсем уместным.

Удивлявшейся его загадочной болезни мачехе Кристиан сказал, что подхватил грипп. Да-да, такой вот грипп, с пониженной температурой и слабостью. И, между прочим, многих за последнее время подкосила эта зараза. Не сказать, чтобы эпидемия, но…

Спустя несколько дней Кристиан все же выбрался на солнечный свет, — бесконечно сидеть дома тоже было невыносимо, — и отправился на занятия в студию.

Но не дошел.

В метро он вдруг сделал совсем не ту пересадку, какую следовало бы, и приехал на «Музей д`Орсе».

День был вполне погожий, по центральным улицам бродили сотни туристов, и Кристиан надеялся, что не особенно выделяется в толпе. Он не спеша шел по набережной, скользя рассеянным взглядом по фасадам домов и чувствуя себя так, будто ему в спину нацелено дуло винтовки и снайпер уже готовится нажать на курок. Разум подсказывал, что вряд ли кто-то будет следить за ним и опознает в толпе, но все равно Кристиан не мог отделаться от мысли, что нарушает какой-то неписанный закон, и если его узнают, то теперь уже не просто лишат воспоминаний, а убьют. И вдруг пробудившийся инстинкт самосохранения метался в панике и громко вопил, призывая его скорее валить отсюда, и впредь обходить это место по широкой дуге.

Кристиан прошел вдоль улицы от станции метро до моста Согласия, но нужного дома почему-то так и не нашел. Должно быть, пропустил его от волнения. Парень попытался вспомнить, как же выглядел парадный вход, но почему-то в памяти не всплывало ни одной характерной детали, только крыльцо и дверь, утопающие в темноте.

Теперь ему стало страшно совсем по другому поводу.

Что, если в его память все-таки вмешались и этого дома он так и не найдет?!

Кристиан решил изменить методику и попытался припомнить, какую именно картинку он видел из окна. Здесь память подбрасывала больше зацепок. Кристиан помнил набережную и реку и утопающий в тенях парк Тюильри прямо за рекой. И где-то довольно далеко справа светилось разноцветными огоньками колесо обозрения. Из всего этого можно было заключить, что искомый объект должен был располагаться именно на набережной Анатоль Франс.