Тьма, — и больше ничего

Однако Эл ничего не стал говорить по этому поводу. Он просто замолчал. По сути, намертво замолчал.

— Я расскажу, как, на мой взгляд, все произошло, — предложила Дорин. — Видимо, Рамона понимала, что, попади твой младший братец на допрос даже к мало-мальски смышленому полицейскому, могут вскрыться вещи гораздо более серьезные, чем желание пощупать девочек в школьном автобусе, подглядывать в машины притормозивших на обочине любовников или что-то подобное. Подозреваю, ей удалось убедить тебя взять вину на себя, а своего мужа — умолкнуть. А не убедить, так пригрозить. И либо из-за того, что полиция так и не довела дело до процедуры опознания, либо по причине отсутствия выдвинутых обвинений все это сошло им с рук.

Эл ничего не говорил.

Стою на коленях и разговариваю сама с собой, изображая других, думала Тесс. Я окончательно лишилась рассудка.

Однако в глубине души она понимала, что так, напротив, пытается сохранить разум. И единственная возможность сделать это — разобраться во всем. Ей казалось, история, рассказанная голосом Дорин, была если не всей правдой, то приближалась к правде. Пусть она основывалась на домыслах и весьма спорных выводах, эта версия не была лишена смысла и в определенной степени увязывалась с тем, что говорила Рамона в последние минуты жизни.

Ты не понимаешь… Ты совершаешь ошибку.

Согласна, ошибку. Этой ночью она сплошь и рядом совершает ошибки.

Нет, не сплошь и рядом. Она была в этом замешана. Она знала.

— А ты? — спросила Тесс убитого мужчину. Она было потянулась, чтобы схватить его за плечо, но тут же отдернула руку. Там, под рукавом, он наверняка еще теплый. И возможно, считает, что еще жив. — Ты знал?

Он не отвечал.

— Позволь, я попробую, — вновь вступила Дорин. И своим милейшим, располагающим к откровениям голосом пожилой дамы — что неизменно срабатывало в книгах — спросила: — Что же вам было известно, господин Водитель?

— Иногда возникали подозрения, — признался он. — Но я как-то об этом не думал, просто занимался своим бизнесом.

— А ты разве у матери не спрашивал?

— Точно не помню, — ответил он, и Тесс показалось, что он старается не смотреть на нее своим неестественно выпученным правым глазом. Разве можно что-то утверждать наверняка при таком беззастенчивом сиянии луны?

— Наверное, интересовался, когда девочки пропадали?

На это Большой Громила не ответил. Может, потому что голос Дорин стал напоминать голос Фрицика. Ну и, разумеется, голос «Тома-Тома».

— Но никогда не было никаких доказательств, так? — На этот раз Тесс решила задать вопрос сама. Она сомневалась, что, услышав ее голос, он ответит, но он все же ответил:

— Нет. Никаких доказательств.

— А тебе ведь и не хотелось, чтобы они были, а?

На сей раз ответа не последовало, и Тесс, поднявшись, нетвердой походкой дошла до бурой с белесыми проплешинами кепчонки, которая укатилась за дорожку на газон. Стоило ей ее поднять, как фонарь тут же погас. А в доме перестала лаять собака. В связи с этим ей вспомнился Шерлок Холмс, и, стоя на ветру под сияющей луной, Тесс вдруг услышала собственный смешок. Он прозвучал так грустно, как никогда прежде. Сняв свою бейсболку, она запихнула ее в карман куртки и напялила вместо нее кепку убитого. Кепка оказалась ей слишком велика, и она вновь сняла ее, чтобы чуть подтянуть ремешок на затылке. Она вернулась к телу мужчины, которого не могла счесть абсолютно невиновным… но определенно он не был настолько виновным, чтобы принять смерть от Отважной.