Уинтерборну вновь пришлось умерить свой пыл.
— Болезнь это или нечто другое, я во всем виню Уолтона, — холодно сказал он.
— Вы с ним когда-нибудь встречались?
— Однажды. И признаться, несмотря на глубочайшую привязанность к жене, познакомься я сперва с ее братом…
Я почувствовал, что Уинтерборну не хотелось продолжать, чтобы потом не жалеть об излишней откровенности, и решил встать. Я никогда так долго не сидел на стуле, но это неудобство оказалось приятным.
— Благодарю вас, сэр, за прямоту, — сказал я. — Я даже не мечтал о столь радушном приеме.
— Вы заслуживаете не только нашего гостеприимства, мистер Оленберг. Я позабочусь, чтобы вас снабдили всем необходимым. Если вам нужны средства (ведь в таком ужасном положении вы вряд ли подыщете себе работу), я с радостью их предоставлю. Мне лишь горестно сознавать, что я финансирую и вашего мучителя.
Он отвернулся, словно стесняясь своих следующих слов.
— К тому же ваше лицо… вызывает у меня необъяснимую реакцию. На нем столько шрамов и ваши черты так искажены, что не выражают никаких человеческих чувств.
— Я способен на чувства.
— Этого я не отрицаю, — сказал он. — Просто я их не вижу. На вашем лице я не могу прочесть ни единого признака осуждения, да хоть какой-нибудь оценки. Беседовать с вами — все равно что говорить вслух в пустой комнате.
Я шагнул к двери.
— Я обидел вас, — сказал он.
Я поднял руку: этот добрый человек и так уже много раз передо мной извинился.
— Вовсе нет. Но уже поздно. Мне пора уходить, пока мы не разбудили вашу жену или дочь.
— Напоследок скажите, что я могу для вас сделать.
— Мне нужно подумать.
Возможно, тут таилась разгадка, которая пока не была для меня очевидна. Разгадка всей моей жизни.
Ночью я услышал поблизости лай. Зная, что Лили тоже должна была быть рядом, я влез на скалу и зашагал к дому. Собаки вскоре учуяли меня и привели свою хозяйку.