– Нижней дорогой пойдем, она к камышам прижимается.
– А чего так? – насторожился Карат.
В этом месте он бывал два раза – разведывая обстановку и выгружая полезные вещи. Именно здесь не проезжал, исключительно со стороны Полиса подбирался и рассматривал окрестности в бинокль. Прекрасно помнил, что верхняя дорога асфальтированная, состояние ее чуть ли не идеальное, можно с ветерком гонять. А вот о нижней такое не скажешь – грунтовка, проходящая по угольно-черной почве, видимо, бывшее дно обмелевшего водоема, остатки которого чуть дальше утопали в непроглядных зарослях тростника и рогоза. В ненастную погоду там чуть ли не болото образуется, в сухую обстановка чуть получше, но наезженные вкривь и вкось колеи не очень-то скрасят поездку, а о приличной скорости можно будет позабыть.
– Чуйка у меня плохая, а чуйке верить надо, – пояснил Грош. – Не стоит нам сейчас на верхнюю уходить, не пустят нас. У мертвяков там что-то вроде тропы, поодиночке они там не показываются. Можно двадцать раз проехать и ни одной кривой рожи не увидеть, а можно в такую стаю влететь, что со счета собьешься. Вот чую, что сейчас стопудово влетим, так что ну его, лучше стороной обойдем.
Люди, долго прожившие в Улье, поголовно суеверны, в этом Карат убеждался все больше и больше. И с интуицией дружат – если та что-то подсказывает, пусть даже глупое или откровенно безумное, хватаются за эти подсказки обеими руками, невзирая на все разумные доводы. Так что спорить с Грошом бессмысленно, у него, скорее всего, нет никаких аргументов (если не считать ссылку на чуйку), но при этом переубедить его не получится.
Прикинув, что было бы, пойди машина поверху, Карат припомнил там парочку неприятных мест, где лесополосы особенно густы и тесно прижимаются к обочине. За две поездки он не видел там ни одного зараженного или хотя бы следов их пребывания, зато видел улепетывающего фазана, а наличие дичи можно считать признаком безопасности района, пусть и далеко не стопроцентной. Грош тоже мог вспомнить про эти заросли и почему-то решить, что именно сегодня приближаться к ним опасно. А мог замыслить что-то нехорошее, для чего и понадобилось прижиматься к воде, поэтому расслабляться нельзя.
Да и вон Шуст тоже это понимает, глаза товарища сузились, поблескивают нехорошо. В машине и до этого витало дурное напряжение, но после резкого изменения маршрута оно сгустилось до того, что его можно руками потрогать.
Грош, подскочив, бросился к другой бойнице, зажимая свободное от наушника ухо ладонью. Резкое движение заставило Карата чуть изменить положение автомата, а Диана подалась ближе к стрелку у заднего борта, как было оговорено, готовясь взять его под свой контроль.
Но никаких признаков агрессии не последовало. Люди Гроша косились в бойницы, на пассажиров и на своего старшего, однако ничем опасным не пахло. Просто командир зачем-то захотел взглянуть на округу с другого ракурса, возможно, ему что-то доложил водитель по радиосвязи.
– Э, народ! – громко произнес Грош. – Стая от дороги поворачивает. А чуйка-то не подвела, как специально караулили.
– Вижу, – буркнул Шуст. – Мелочовка разная.
– Да, мелочовка, но зато ее много, – ответил на это Грош. – А за ней и серьезные мертвяки могут подтянуться. Если ничего не будем делать, так и притащу их к мосту, а дальше сами справляйтесь, мы патроны цинками переводить не подписывались.
Карат, представив, как будет выглядеть высадка, покачал головой:
– Нельзя туда стаю тащить, сбрасывать ее надо.
– Не сбросим, – поморщившись, ответил Грош. – Дорога хреновая, не погонять по такой, да и ехать всего ничего осталось.
– Развернуться сможешь?
– И зачем оно тебе надо? Передумал туда идти?
– Тормозни там, где тростник с другой стороны дороги тоже растет, чтобы прикрыл. Мы выскочим, а вы сразу назад. Они за машиной уйдут.
– Километра полтора до моста осталось, доковыляет ваш хромой?
– Не доковыляет, так доползет. Давай останавливай. Народ, все на выход.