– Они сюда идут. Быстро идут и почти не принюхиваются.
– Меня почуяли, – уверенно заявил Шуст. – Я же до корней волос больницей пропитался. Запашок специфический и не выветривается, как я ни терся мочалкой, чем ни обмазывался, а все равно для их носищ чуток осталось.
– Мы успеваем, – произнес Карат, не прекращая погрузку. – Ди, много их там?
– Двое впереди, и еще шестеро за ними идут, но отстали сильно.
– Давай и ты в лодку.
Заминка возникла с мотором, Карат не хотел возиться с ним на воде, здесь этим заниматься гораздо удобнее. Развернул лодку транцем к берегу и, забредя в воду по колено, торопливо возился с креплениями. Планируя это дело, тренировался в Полисе и с накачкой, и с прочим, там все получалось без заминок, а здесь, из-за нервной суеты и непривычной обстановки, руки путались.
Кот мерзко рявкнул, зашипел, угрожающе выгибая спину, позади нехорошо заурчали. Шуст, скорчив зверскую рожу, вскинул взведенный арбалет, прижал приклад к плечу, а Диана торопливо пролепетала:
– Карат, быстрее в лодку, потом все сделаешь, они нас увидели.
Обернувшись, оценил угрозу. Пара зараженных успела добраться до тени от моста, оба быстрые, будут на берегу секунд через пятнадцать. Один ничего серьезного собой не представляет, на нем даже одежда частично сохранилась, простой бегун, развитый чуть выше среднего. А вот второй опасен: ни одной тряпки не уцелело, тело местами несимметрично искривилось, колени вывернулись, чуть разошлись в стороны, походка стала характерно подпрыгивающей. Обычное дело для тех, кто вырастает из бегунов и далее из лотерейщиков – на этой стадии радикально меняется опорно-двигательный аппарат, доходит до того, что обновляемая костная ткань прорывает кожу на ступнях. Далее эти выросты преображаются в шпоры и защитные пластины, но до того, как это случится, твари на некоторое время обзаводятся звонкими «каблучками» и двигаются странновато.
Такие монстры считаются серьезными, подпускать их к себе чревато, их нужно всеми доступными способами уничтожать издали, благо, кости видоизменились еще не до такой степени, чтобы остановить пулю. Правда, с пистолетами и дробовиками, скорее всего, возникнут проблемы, да и приличный нарезной ствол может потребовать от стрелка полной отдачи сил – не так уж много уязвимых точек у топтунов, ранения во все прочие точки вряд ли его остановят.
Но все эти рассуждения к Карату относятся лишь теоретически. Он сейчас в прекрасной физической форме, его запас сил полон. Играючи прикончит три-четыре такие твари, если те будут располагаться кучно, дабы не бегать за ними, так что нет смысла спасаться на воде. В затылочном мешке топтуна можно найти от двух до шести споранов, также с высокой вероятностью встречаются горошины (жаль только, что всегда по одной, слухи о том, что бывают исключения, по правдоподобности приближаются к рыбацким историям о поимках шестиметровых сомов по три штуки за раз на голый крючок). Так почему бы не взять трофеи, которые сами просятся в руки? Других тварей поблизости нет, можно успеть сделать дело и уйти.
Навалившись на маломощный мотор, задрал его на транце, чтобы не цеплялся винтом за дно при отплытии, поднялся, развернулся, одновременно вытаскивая нож. Топтуны не настолько хорошо защищены, до уязвимых мест можно добраться коротким клинком, но Карат не собирался пачкать лезвие. Зачем, если абсолютно у всех тварей имеется слабая точка, которая, по непостижимому капризу Улья, даже на самых развитых стадиях остается почти беззащитной против самого несерьезного оружия? В ней нет ни крови, ни сукровицы, ни липкой вонючей требухи – ни капли грязи на сталь не прилипнет.
На последних шагах топтун не на шутку ускорился, готовясь в прыжке подмять под себя жертву, размазать по земле, разрывая массивными когтями на почти не гнущихся пальцах, впиться клыками, давить и ломать.
А Карат в ответ на это просто напряг уши.
Странно, но, даже освоившись с подарком Улья, он продолжал использовать способ, которому его научил Чтец. Ну а зачем искать новое, если старое работает прекрасно?
Мир стал неподвижным. Стебли тростника, склонившиеся под напором налетевшего порыва усиливающегося ветра, замерли; птичка, испуганно вспорхнувшая при виде атакующей твари, зависла в воздухе, забавно растопырив крылышки; мертвяк, уже начавший отрываться от земли в прыжке, превратился в уродливого натурщика для скульптура, задумавшего создать шедевр, демонстрирующий крайнюю степень физического напряжения.
Карат пробирался через воздух, превратившийся в неохотно расступающееся желе, и старался двигаться равномерно, это снижало травмирующий эффект ускорения. Человеческие тела неприспособлены к таким нагрузкам, от них опасно напрягаются связки, мышечные волокна и ткани суставов, если увлечься всерьез, может дойти до того, что заработаешь целый набор растяжений, разрывов и даже переломов. Поэтому, как бы ни было ценно время, спешить – делу вредить.
Обогнув топтуна слева, Карат наконец увидел споровый мешок – чужеродный бугор, выпирающий из затылка половинкой большущей чесночной головки, зачем-то выкрашенной в грязно-бурый цвет. Вытягивая руку, с натугой ткнул кончиком ножа между «зубцами», которые в ответ на это податливо разошлись, открывая доступ к уязвимой начинке.
На этот раз Карат не забыл, что начинка эта еще и ценная. Раньше, регулярно повторяя такой трюк «на автопилоте», нередко проворачивал лезвие ножа, жестоко калеча сердцевину спорового мешка. И все бы ничего, вот только в реальном потоке времени сталь срабатывала наподобие насадки миксера, взбивая содержимое в однородно-раздробленную массу и заставляя его разлетаться в стороны.
Это лишнее. Вполне достаточно добраться до начинки и легонько провести по ней кончиком ножа, разрывая черные нити – что-то вроде альтернативной нервной системы, управляющей зараженными. Даже незначительное повреждение этой непрочной ткани обычно приводит к мгновенной гибели.