Посерела занавеска. С моря густо загудел пароход. В углу потолка молча билась зимняя муха и потрескивал на полу подсолнух включенного рефлектора.
— Пойдем кофе сделаем, а? Там тепло, у стола, можно и не одеваться.
В столовой и правда, было мягко, сквозь тонкий тюль солнце раскладывало на скатерке пасьянс из четырех светлых карт. Кипятильник стучался в край большой кружки, остерегал, чтоб не совали пальцы в парящую воду.
Наташа села на диванчик, подобрала волосы и перехватила их, спутанные, куском тесьмы, что нашарила на полке серванта. Заколка осталась на катере, в салончике. Витька насыпал кофе, разлил кипяток прямо в чашки.
— Тоже не пьешь растворимый.
— А кто еще?
— Яшка не пьет. Говорит, химия.
— Правда, химия. А он тебе кто?
— Говорила же, сосед.
— И все? А чего ты злая такая на хозяйку местную? Мне показалось, из-за него.
— Угу. Когда Яшке было семнадцать, у них роман был. Она сейчас чуть не на пенсии, а тогда ого-го, все мужики за ней бегали. Яша топиться хотел. Из-за нее.
— Ого. Вы тут помешанные все на море. Чуть что — топиться.
— Мы тут живем. Ну, с морем живем. Ты же говорил, сам приморский, не понимаешь, что ли?
— Наташ, я пацаном уехал, как Васька.
Подал чашку, помешал в черном горячем сахар. Наташа ждала, держа в руках, дышала запахом кофе.
— Ну вот. Она, Дашка, тогда приехала из города к родителям. Лет ей было двадцать пять, что ли. Тут уже — старуха, замуж-то выходить. Но в городе, где училась — жених, сказала. Яшка тогда уже ребят хороводил. Даже тех, кто старше. Он ничего не боится. Ничего вообще. Сто раз думали — убьется где-нибудь, а он только смеялся. Увидел Дашку и глаз на нее положил. Месяц бегал. Ей уже ехать давно, а она билет сдала. А потом пропала, три дня ее не было. Мать с ног сбилась, а батя бухал, так ничего и не понял. Тот год был плохой, шторма приходили и наших рыбаков утопло несколько человек. В одну неделю, помню, четверых похоронили. А к вечеру Колька ее нашел на диком пляже, пьяную, в лохмотьях одних. Привез не домой, в больничку. В-общем, кто что говорит, как оно было. Но обратно в город не поехала. Осталась и бегала за Яшкой год целый. Может больше. А Колька — за ней. После поженились. Живут хорошо.
— Дела…
— Ага, дела. Я когда с Яшей стала ходить, она меня возненавидела прям. И ведь старая уже, а туда же! К родителям моим бегала, требовала, чтоб Машку мою забрали в детдом. Сука. Так что я посмотрела-посмотрела… Напросилась у дядь Коли в магазинчик продавщицей на лето. Ну и нос-то ей утерла. Теперь слово против не скажет. Боится, бросит он ее.
— Кино просто. А бросит, думаешь?
Наташа поставила на стол пустую чашку, потянулась, полосатя тонкие руки солнцем. Глянула в сторону спальни, где полупустая бутылка притулилась у ножки кровати.