– Но только подходи завтра, – предупредил он. – Еще что-то нужно?
– Нужно, «а-ка девять» с патронами и пистолет полегче и поубойней. Он для женской руки.
– И автомат есть, и пистолет подыщем, – заверил меня продавец.
По возвращении в гостиницу с почти пустым карманом, но с покупками я узнал про неприятности.
Скинув в разгромленном номере часть покупок, я бегом помчался в больницу.
– Что ж ты так-то, а? – укоризненно покачал головой знахарь. – Я же предупреждал тебя. Вот зачем ты девчонку одну бросил?
– Что с ней? – Я пропустил мимо ушей его слова. – Где она?
– Спит. Я ей вколол сильное успокоительное, обработал синяки и шишки. В целом отделалась легко.
Если коротко, то после моего ухода девушка немного поспала. Проснувшись и не дозвавшись меня, она устроила погром и истерику. На шум примчался гостиничный работник, попробовал ее успокоить и чуть не лишился глаза, когда в лицо ему вцепилась Сашка. В итоге охранники скрутили ее и отправили в больницу, а там на шум заглянул Хома, узнал свою пациентку и забрал к себе, где оказал первую помощь.
Первое, что я услышал от Сашки, когда она очнулась, были слова:
– Сервий, пожалуйста, больше не бросай меня. Я очень прошу тебя! Если я еще раз останусь одна… я… я умру, наверное.
Прижав девушку к себе, я погладил ее по голове.
– Кисонька ты моя, да кто тебя бросит. Ты так сладко спала, что я не стал тебя будить, но и дел слишком много накопилось. Тем более через два часа уже вернулся назад, – сказал я ей.
Сашка уткнулась мне лицом в грудь.
– Ты меня всегда Кисонькой звал или Желтоглазкой, – тихо произнесла она. – Раньше не нравилось, вульгарно и пошло звучало… фу-у, а сейчас так приятно. Словно ты меня гладишь, вот как сейчас. Ты меня не бросишь?
– Никогда!
– Никогда-никогда?
– Никогда-никогда!
Повязку с лица ей сняли на шестой день, после того как мы приехали в Парадиз.
– А я не верила, что такое случится. Думала, что успокаиваете меня, – прошептала она, стоя напротив зеркала и рассматривая себя, – не верила, что глаза могут сами собой вырасти, как яблоки какие-то, – она коснулась век, провела кончиком пальца под глазами, по щеке. – А что с кожей, почему она такая… странная?