Гиблое место

Комнату заливали звуки одной из самых пленительных песен Гудмена — «Твое нежное письмо». Пела Луиза Тобин.

Бобби и Джулия слушали. Наконец Джулия прервала молчание:

— Бобби, ты не думай, я сильная.

— Я знаю.

— Это только кажется, будто я надорвалась.

— Я так и понял.

— Меня мутит не из-за стрельбы, не из-за того типа, которого я сшибла «Тойотой». Даже не от мысли, что я чуть тебя не лишилась…

— Знаю, знаю. Все из-за того, как ты обошлась с Расмуссеном.

— Этот крысенок, конечно, мразь первостатейная, но даже с ним нельзя так поступать. Я совершила гнусность.

— А что тебе оставалось? Нам позарез надо было выяснить, на кого он работает. Иначе мы не раскрыли бы дело.

Джулия сделала еще глоток и уставилась в стакан, словно надеялась обнаружить в белой жидкости ответ на мучивший ее вопрос.

Вслед за Луизой Тобин вступил Зигги Элман: сладострастное соло трубы. Потом — кларнет Гудмена. Нежные звуки превратили безликое стандартное жилище в самый романтический уголок на земле.

— Сегодняшняя выходка с Расмуссеном… это только ради Мечты, — продолжала Джулия. — Ведь «Декодайну» же важно узнать, кто подослал Расмуссена. И все-таки одно дело — пристрелить противника в честном бою, и совсем другое — вот так, подло, припереть к стенке.

Бобби положил руку ей на колено. Колени у нее загляденье. Бобби не переставал удивляться, откуда в этой изящной, хрупкой женщине такая сила, воля, выносливость.

— Оставь, — убеждал Бобби. — Если бы ты не взяла Расмуссена за жабры, то пришлось бы мне.

— Нет, Бобби, ты бы так не поступил. Ты вспыльчивый, хитрый, решительный, но есть черта, которую ты никогда не позволишь себе переступить. А то, что я сегодня совершила, — это уже за чертой. И не надо меня утешать пустой болтовней.

— Ты права, — признался Бобби. — У меня бы рука не поднялась. Но я тебя не осуждаю. «Декодайн» — золотое дно. Завали мы это дело, у нас из-под носа ушел бы солидный куш.

— Неужели ради Мечты мы способны на все?

— Конечно, нет. Мы же ни за что не станем пытать детишек раскаленными ножами, или сталкивать с лестницы ни в чем не повинных бабулек, или насмерть забивать новорожденных щенят стальными прутьями. По крайней мере без достаточных на то оснований.

Джулия рассмеялась, но как-то невесело.