Агитбригада

Поздно вечером, точнее ночью, я, наконец, пробрался к себе на сеновал и застыл в изумлении — генкины хлипкие вещицы были бесцеремонно вывалены из узла и в беспорядке разбросаны по сену.

Ну Зубатов, ну, гад! Я тебе это припомню!

Потому как больше некому.

Ночь прошла относительно спокойно. Чтобы согреться, я соорудил подобие кокона из сена и влез внутрь, а сверху намостил ещё сухой травы. В результате было довольно тепло и приятно пахло чабрецом, мятой и ещё какими-то давно забытыми травами из далёкого детства. Если не считать, что где-то под полом периодически скреблась мышь и будила, выспался преотлично.

Рано утром, ещё солнце только-только выглянуло из-за горизонта, как я проснулся. Возможно, виной был большой жук-рогач, сердито жужжащий на поперечной балке или же я действительно впервые за много-много лет из прошлой моей жизни наконец-то прекрасно выспался, но чувствовал я себя, словно в далёком детстве.

Я легко соскочил с сеновала и потянулся. От села тянуло пахнущим грибами и мокрой травой туманом, и парным молоком, а где-то далеко мычала корова. Сейчас лагерь ещё крепко спал: артисты полночи возмущались и гневно обсуждали недружелюбных селян, чуждую идеологию и мировую буржуазию. Жоржик и Гришка охраняли периметр стоянки агитбригады. Остальные раздобыли где-то бутыль самогона, и негодовали ещё больше. Когда самогон закончился, уже хотели идти на село разоблачать антисоветскую сущность религии. Даже дамы приняли посильное участие. Гудков на село разоблачать не пустил, поэтому ещё немного повозмущались, затем уселись рядышком и нестройно затянули заунывную песню о бескрайней степи.

Меня, соответственно никто никуда не пригласил. Да я и не стремился — устал за день. Тем более первый день в этом мире прошел.

Я несколько раз отжался и подпрыгнул — молодое тело легко отозвалось на движения. Это было так непередаваемо-здорово — в момент сбросить двадцать восемь лет и внезапно стать мальчишкой!

Радостно хохотнув, я подпрыгнул и побежал к речушке. Вода была тёплая, как парное молоко, я бросился в воду и проплыл туда-сюда, несколько раз.

Жизнь прекрасна, когда ты молод!

А когда ты внезапно молод — прекрасна вдвойне!

В следующее село мы въехали практически под вечер: пока все проснулись, пока собрались, пока доехали. Мы долго тряслись по вязкой рыжеватой дороге длинным обозом из фургонов и телег, дважды останавливались. Один раз, потому что Люся и Нюра захотели обязательно нарвать полевых цветов, а второй раз, так как от одной из телег отвалилось колесо, да так неудачно, что она аж перевернулась. Пока разгрузили и достали её из рытвины, пока поругались, пока приладили, пока обратно всё загрузили…

И опять всё дальше, дальше, вдоль леса, через убранные поля, аж до крайнего села у горизонта.

Ещё один поворот, уф, вроде последний.

И вот, наконец, пахнуло сдобой, навозом и борщом — мы въезжаем в село. Оно небольшое, здесь всего-то две большие улицы и пара переулочков, но село видно, что богатое, справное — даже есть свой клуб с читальней, небольшая школа, а вдалеке золотится купол с крестом, на который комсомольцы уже заранее неодобрительно поглядывают. Мне непонятна такая их реакция, но, видимо, на то у них есть причины. Ну что ж, дальше посмотрим…

Агитбригадовцы приготовились загодя и, въезжая в село, разыграли перед изумлёнными крестьянами целое представление. Я впервые наблюдал, как врывается в сонную провинцию бьющая через край энергия зрелищ и фарса.

Это не просто рядовое происшествие — это целое событие, которое надолго останется в истории тихого и мирного села, никогда ничего не видевшего. И потом какие-нибудь кумушки, сидя вечерком на завалинке в ожидании коров, вспомнят:

— А когда это было?

— Да сразу после того, как агитбригада приезжала!

Зрелища. Это один из самых мощных факторов влияния на человеческие эмоции.