Агитбригада

Настроение у всех было боевое, решительное и приподнятое.

Ах, да, забыл сказать, что с нами был еще один член делегации безбожников — рядом со мной мерцал Енох. Он уговорил меня прихватить доску с собой, и, соответственно, увязался следом.

До нужного двора было примерно минут пятнадцать ходу, и Нюра затянула комсомольскую песню, которую все дружно подхватили. Я слов не знал, поэтому, чтобы не выбиваться из коллектива, просто открывал и закрывал рот.

Вот так мы и шагали по селу и пели, под свирепый аккомпанемент собачьего лая.

— Похоже на отряд Святой Инквизиции, — задумчиво прокомментировал Енох.

Я ему не ответил. Во-первых, потому что для агитбригадовцев было бы странно, если бы я вдруг начал разговаривать сам с собой, во-вторых, я инквизиции не видел, а в-третьих, в чём-то он был прав.

Вскоре мы дошли до нужного двора и остановились перед добротными воротами, выкрашенными синей краской (мои ночные художества уже были аккуратно затёрты, как, впрочем, и у всех по селу).

— Вот здеся и живёт Герасим Сомов, — удовлетворённо сообщила всем баба Фрося и глаза её полыхнули злорадством.

Гудков открыл калитку и первым шагнул во двор.

Остальные гуськом последовали за ним. Бабка Фрося и группа поддержки остались снаружи. К ним начали уже подтягиваться другие заинтересованные селяне.

Дом Сомова был не чета бабкифросиному — высокий, просторный, вытянутый, с мезонином и резными ставнями. На улицу выходило аж семь окон. А на мезонине было ещё три окна. Видно было, что хозяином Сомов был крепким, справным. В эти смутные времена, как я помнил, таких называли кулаками. Непонятно, как его ещё не раскулачили. Хотя, может, это чуть позже должно произойти — в истории я не особо силён.

— Герасим, выходи! — заверещала бабка Фрося, вытягивая шею, как гусыня во двор. — К тебе комсомол пришёл! Отворяй ворота!

— Хозяин! — и себе окликнул Гудков, видимо не желая отдавать инициативу.

Дверь дома распахнулась и на пороге показался всклокоченный хозяин. Судя по добротной опрятной одежде, это был сам Герасим Сомов.

— Добрый день, — обстоятельно поздоровался он и степенно сошел к нам во двор с высокого крыльца. — Вы ко мне, товарищи? Что случилось?

— Они пришли нечисть искоренять! — не своим голосом заверещала из-за забора бабка Фрося, заглядывая во двор. — Зови своего Лазаря, будем его по-народному судить! И бесов изгонять!

— Ага, всё ясно, — усмехнулся в окладистую бороду Сомов, — не удержалась-таки, змеюка подколодная.

Был он ещё не стар, примерно моего возраста в моем мире. Но запущенная борода, всклокоченные волосы и домотканая, хоть и добротная одежда добавляли ему значительное количество лет. Так-то он, может, и вообще молодым был. В это время люди быстро старели. Особенно в деревнях.

— Попрошу не хулить! От змеюки слышу! Старый хрен! — выкрикнула бабка Фрося и торопливо спряталась за спинами группы поддержки.

— Здравствуйте, товарищ Сомов, — в тон ему ответил Гудков. — До нас тут дошли сведенья, что ваш помощник, некий Лазарь, распространяет по селу суеверия, пугает мирных крестьян, провоцирует всю эту ересь. Люди решили, что он знается с нечистой силой. Мы, как безбожники Агитбригады «Литмонтаж» и передовые представители культурно-просветительского фронта, решительно протестуем против такого мракобесия!