– Ладно, передам привет, – усмехнувшись, Женя высыпал порошок на язык и интенсивно задвигал челюстями. Порошок не имел, ни вкуса, ни запаха. Размазывая его по нёбу, Женя думал, стоит ли ругаться с «перуанкой», когда тот растворится, но ничего не произойдет, или сохранить отношения, в надежде на какие-нибудь фантастические рассказы – ведь откуда-то же она взяла все эти нереальные пейзажи!..
Но что-то все-таки происходило – Женя почувствовал головокружение; потом у него потемнело в глазах.
Нежданно-негаданно Виталий сделал открытие. Вернее, специалисты, изучавшие цивилизацию инков, были прекрасно осведомлены об этом факте, но он-то не являлся специалистом, и теперь предстояло решить, как обойти непредвиденное препятствие. Проще всего, конечно, не обходить его вовсе, а если уж он твердо решил вернуться к старому ремеслу, для начала отправиться в более доступную и понятную эпоху, но, именно, инки вдруг стали для него делом принципа – так сказать, проверкой магической квалификации. Или, возможно, он хотел сделать это назло «писателю».
Виталий собрал колесо Фортуны, тщательно отскоблил сохранившиеся с прошлой «экспедиции» египетские иероглифы, освободив место для новых символов, которых-то у него и не было. В этом заключалось его открытие, сразу ставшее проблемой – все имевшиеся источники безоговорочно заявляли, что у инков не существовало письменности, а ведь только с ее помощью можно было использовать колесо Фортуны. Не зря ж перед Египтом пришлось тщательно изучать переводы папирусов, пока не удалось хоть как-то вразумительно сформулировать свое желание. (С кем велась эта «переписка», Виталий не знал, ведь не он изобрел сие чудо, то ли техники, то ли магии – он лишь построил его по старинным описаниям, которые все считали глупой легендой).
Теперь он смотрел на пустые сектора магического круга и безуспешно пытался сообразить, чем их можно заполнить, если «умные» книжки гласили, что общались инки на каком-то языке кечуа, а создать для него письменное отображение так и не удосужились. У них, якобы, имелись специальные люди, называвшиеся «пакарискап вилья», которые выучивали необходимую информацию наизусть и передавали ее своим детям; те, соответственно, своим, и так должно было продолжаться вечно.
Виталий откинулся в кресле, как всегда делал перед началом рабочего дня, и тут же испытал давно забытые ощущения, когда неведомая энергия перетекает в твое тело, наполняя его силой и могуществом. Состояние было совершенно потрясающим.
Виталий тронул «мышь», и курсор испуганно дернулся.
Найплам решил, что пришло время просыпаться. Он сел на каменном ложе, которое тысячи ночей полировал своим телом. Бледный свет, еле пробивавшийся сквозь щель, служившую ему входом, не давал представления о времени суток. Впрочем, естественные процессы его и не интересовали. Какая разница, солнце или луна занимали место на небосводе – главное, чтоб Крылатый Змей не приблизился к земле, как случилось однажды много лет назад. Тогда с грохотом рушились горы, вода и огонь бились между собой, пожирая сушу… На его памяти такого, правда, не случалось, но это потому, что ежедневный ритуал он исполнял неукоснительно, и у Ланзона не появлялось повода, гневается и призывать Змея.
Привычным движением Найплам нащупал сосуд, в котором хранил кровь черной ламы. Ее хватало ровно на тридцать два дня. Таким образом, в год приходилось убивать восемь лам, и еще четыре дня Ланзон, как все люди и боги, голодал, обновляя мысли и чувства. Сегодня, как раз, тридцать второй день, а значит, жители Чавина[4] должны привести к нему черную ламу.
Найплам поднял опустевший сосуд, сунул в него руку и собрав со дна загустевшие остатки крови, подошел к мрачной фигуре, будто выросшей из пола. Она напоминала острый кинжал, вонзившийся в тело земли. А, может, Ланзон – это и есть кинжал, лишь перед своим жрецом, принимающий человеческий образ?.. Проверить это было невозможно, ведь никто из обычных людей не осмелится спуститься в святилище. Они приходят в нужный день, молча привязывают ламу и уходят так, чтоб Найплам их даже не заметил, иначе может разгневаться Солнце, которому все они поклоняются. Ланзона же они просто боятся.
Однажды, когда Найплам был маленьким, его тоже отправили, отвести к святилищу черную ламу, а он из детского любопытства просунул голову в темноту и услышал голос. Он решил, что голос принадлежит самому Ланзону (это сейчас Найплам понимал – то был голос жреца) и спросил – кто сильнее, Солнце или Ланзон? Голос ответил, что Солнце обязано каждый день работать, освещая и согревая землю, чтоб Ланзон мог потреблять ее плоды, а когда он недоволен работой, то наказывает Солнце, закрывая его черными тучами и запрещая общаться со столь дорогими ему людьми. А еще Ланзону подчиняется Крылатый Змей, который, как и Солнце, движется по небу, а когда они встречаются, затмевает Солнце своим блеском; его огненный хвост может запросто уничтожить, и Солнце, и Луну, и Землю.
– Вот и решай, кто сильнее, – закончил голос, и Найплам решил. Потому он здесь, и сколько прошло с тех пор, уже никому неведомо.
Найплам приложил к статуе липкие руки. Холод побежал по телу, передавая ему твердость камня; губы прильнули к шершавой поверхности, а мысли унеслись в бездонную темную пропасть, олицетворявшую вечную жизнь. В этой черноте, сменяли друг друга картины кровопролитных сражений, стихийных бедствий, поглощавших целые города и топивших крошечные плоты – люди умирали тысячами, и Ланзон принимал их всех в свое чрево, чтоб потом отрыгнуть в другую жизнь, дав снова глотнуть воздух, и со смехом, содрогавшим землю, забирал обратно. Найплам знал, что процесс этот бесконечен…
После неторопливого утра, уложившегося для Даши в четыре сканворда и две чашки кофе, народ все-таки расшевелился, поэтому за ежедневными йогуртами Лена побежала не в час, а аж в три. В йогурте ли было дело или в чем-то другом, но после обеда у Даши жутко разболелась голова, и она присела в уголок, оставив напарницу наедине с пожилой дамой, которая планировала скупить чуть не полмагазина (и перемерила ведь не меньше!), но подобрала лишь дешевую турецкую юбку.
Приступ прошел так же неожиданно, как и начался – не пришлось даже пить таблеток, и в конце дня, чувствуя себя виноватой, Даша одна вымыла пол во всем магазине. Лена в это время подсчитывала выручку – оказалось, они даже перекрыли среднедневную норму. Вчера у них тоже вышло неплохо, и Даша прикинула, что на следующей неделе сможет привести в порядок голову. Правда, вывод этот касался исключительно прически, но никак не мыслей.
Даша в десятый раз представила, как выходит на улицу, где ее ждет улыбающийся Женя.
– Дашка, ты собралась отрабатывать опоздание? – засмеялась Лена, – время – пять минут восьмого, – она уже стояла снаружи, выразительно поигрывая ключами.
ebooksa