– Женя, садись, заждались уже.
Я забросил в открытый багажник свой нехитрый скарб, после чего уселся на свободное переднее сидение. Машина тут же поехала.
– А где Амвросий Адамович?
– Домой ушёл. Чего ему с нами мотаться? Чай, не мальчик уже в шпионские игры играть-то… Ему сон сейчас важнее всех приключений.
– А ключи?
– В бардачке. И вообще, ты бы тоже поспал, тебе это на пользу будет.
Я последовал совету Игоря и прикрыл глаза. Машина ехала плавно, иногда покачиваясь на небольших ухабах, но в целом ровно, и это мягкое движение убаюкивало, я даже не заметил, как провалился в сон.
Проснулся от того, что Игорь трепал меня за плечо.
– Приехали, бери свои вещи и пошли.
Чувствовал я себя отчего-то не очень хорошо, от сна осталось какое-то неприятное ощущение, словно снилось что-то нехорошее, нервное, но вспомнить не удавалось. Посмотрев на часы приборной панели, определил, что сон мой занял чуть больше часа. Да, этого времени явно недостаточно, чтобы хорошенько выспаться, да и спать в машине – не самая лучшая идея, тело расслабиться толком не может. Надо будет сейчас наверстать в квартире, на кровати. Я даже невольно зажмурился от представившейся картины.
В доме, рядом с которым мы остановились, было, наверное, этажей двадцать, не меньше. По счастью квартира Толика располагалась на третьем этаже. Хотя тут же наверняка есть лифт. Впрочем, мы поднимались по лестнице. На этом почему-то настоял Игорь. Хорошо, что не на двадцатый, а то бы точно умаялись.
– Твоя комната – самая дальняя от дверей. Наша комната – наоборот, самая ближняя.
Смысла спорить я не видел, охраннику виднее, а предпочтений у меня пока никаких не было. В указанной мне комнате были шкаф-купе, телевизор, небольшой столик на колёсиках, но самое большое место занимала двуспальная кровать с двумя тумбочками по бокам. Над тумбочками на уровне моей головы висели бра. Судя по всему, это спальня родителей Толика. На одной из тумбочек находилось фото в рамке. Три человека, улыбаясь, стояли в обнимку: мужчина и парень по краям, а посредине женщина. В парне я с лёгкостью узнал Толика, а мужчина и женщина, видимо, его родители. Довольно молодые. На фотографии им около сорока лет. Впрочем, и Толику тут года на три-четыре меньше.
Отчего-то стало грустно. Я этих людей никогда не видел, но стало жалко, что они вот так внезапно умерли. Ведь им ещё жить и жить бы. Да и Толика тоже жалко. Совсем как я, один на свете остался, без единого родного человека.
Жутко хотелось спать, но ложиться на кровать почему-то казалось неправильным, словно я потревожу покой умерших. Эта мысль меня отчего-то разозлила. Что же, мне теперь на полу спать? Или ещё лучше в коридоре? Нет уж, буду спать в человеческих условиях. Пристроил цветок на свободную тумбочку и, откинув покрывало, забрался под одеяло. Спать! Блин, забыл выключить свет, пришлось вставать и ложиться обратно. Вроде и мелочь, но почему-то всё сегодня складывается не по-людски, всё через пень-колоду. Ладно, спать, пусть уже этот день закончится.
День одиннадцатый
Утром меня разбудил Игорь. Я как-то даже отвык от того, что меня кто-то будит. Оказалось, что уже семь утра. На мой незаданный вопрос Игорь тут же ответил:
– Спецы капсулу привезли. Сейчас будут её тут устанавливать. Не двигать же тебя вместе с кроватью. Иди вон, чайку на кухне попей. Там Коля уже к чаю всяких вкусностей приволок. Заодно и познакомишься с этим сладкоежкой, – с какой-то теплотой проговорил последнее слово мой охранник и учитель.
Я вышел из комнаты, а вместо меня туда потянулись два спеца, занося гроб капсулы. Мешать специалистам, да и просто глазеть на их работу особого смысла не видел, потому последовал совету Игоря и отправился на кухню. Там за столом сидел совершенно обычный парень. Такого встретишь в толпе и уже через минуту описать его внешность не сможешь: рост средний, стрижка обычная, лицо абсолютно типичное и непримечательное, возраст и тот средний: не поймёшь – то ли двадцать пять, то ли сорок пять. Удивительно никакой человек. Даже непонятно, как его знакомые на улице узнают. А может, и не узнают? Впрочем, кое-что его всё-таки выделяло из толпы: удовольствие, с которым он пил чай с крохотными ватрушками на два-три укуса, забыть сложно. Он откусывал выпечку, ласково жмурился и только спустя пару мгновений начинал жевать, от этого процесса счастливая улыбка сама расползалась по его лицу. Затем он шумно прихлёбывал чай из громадной, наверное, литровой кружки. Спустя опять же пару мгновений чай единым мощным глотком проваливался внутрь, после чего любитель ватрушек с чувством выдыхал, словно сделал чрезвычайно важное дело. Потом процесс повторялся. Это зрелище меня настолько захватило, что я даже забыл, зачем пришёл на кухню.
Наконец меня заметили: