Темный кипарис

22
18
20
22
24
26
28
30

При виде обратной стороны листа кровь застыла у нее в жилах. Невольный вздох вырвался из ее груди. Стелла не могла поверить своим глазам, настолько потрясло ее увиденное.

Это был набросок углем женского лица, нарисованного почти в натуральную величину, занимающего всю беловую сторону листа писчей бумаги.

Лишь посланец ада мог нарисовать такую вещь. Лицо, при всей своей красоте, было жестоким, порочным и злобным. Глаза были пустые, наглые и похотливые. Сузившиеся ноздри выражали презрение, цинизм и ненависть. Полные губы кривились в дьявольской, жестокой усмешке, переходившей в ужасную гримасу вечной ненависти. Однако при всем дьявольском мастерстве, вложенном в набросок, это были изуродованные черты когда-то прекрасного лица. И были еще две особенности в этом рисунке, от которых сердце Стеллы сжалось, как от физического удара.

Это было лицо Харриет Хок. Та же самая красота, которая поражала в великолепном портрете, висевшем в кабинете Артура Карлтона Хока. Это, безусловно, были те же самые черты, классический овал лица венчали великолепные густые кудри. Невозможно было ошибиться, кому именно припал лежат нарисованные углем линии.

Также нельзя было не заметить небрежную подпись, набросанную вчерне в правом углу рисунка, — Тодд Хок.

На листе не было даты.

Стелла почувствовала, что ее захлестывает волна отвращения, смешанного с горечью. Невозможно, немыслимо было представить, что столь юный разум мог достичь такого богохульства. И однако, именно так оно и было.

Рисунок принадлежал Тодду. Тодд подписал его. Тот самый таинственный ребенок, который приходил царапать слова «крыса» и «смерть» на двери своей спальни. Повредился ли ребенок в уме? Был ли он действительно ненормальным? Стелла вздрогнула, не зная, что делать, как правильно поступить. Она не могла просто проигнорировать подобный поступок, совесть не позволяла ей скрыть свою находку и притвориться, что ничего не случилось.

С тяжелой душой она взяла рисунок и положила в портфель, вместе со своими учительскими принадлежностями. Тут было над чем задуматься. Правильно говорят: семь раз отмерь, один раз отрежь.

Тодд Хок совершенно чудовищно исказил прекрасные черты лица своей матери. Зачем, господи помилуй? На самом деле он не знал этой женщины, поскольку его рождение явилось причиной ее преждевременной смерти…

Раздался стук в дверь библиотеки.

— Войдите, — произнесла Стелла, изобразив на своем лице спокойное выражение.

Вошел Гейтс:

— Извините меня, мисс Оуэнз. Я хотел сказать вам, что обед будет на час раньше сегодня вечером. Хозяин должен поехать верхом в деревню для деловой встречи. Он надеется, что это не причинит вам неудобства.

— Конечно нет, Гейтс. Благодарю вас. Тогда шесть часов?

— В шесть часов.

— О, Гейтс.

— Да, мэм?

— Я слышала, что Оливер был прекрасным художником. Интересно, сохранились ли какие-то его работы? Мне так хотелось бы взглянуть на них.

Лицо Гейтса опечалилось.