Промышленникъ

22
18
20
22
24
26
28
30

– Это излишне, Александр Яковлевич. Она и так очень плотно опекает всех служащих Тиссена, и порядки там совсем немного отличаются от тюремных. В лучшую, разумеется, сторону. Кстати, второе письмо как раз содержит коллективную жалобу инженеров и монтажников на условия, в которых они вынуждены жить и работать. Да-да, именно это.

Проводив глазами так и невскрытый конверт, уютно устроившийся в мусорной корзине (как раз поверх первого), Греве позволил себе усмехнуться.

– Что в третьем?

– Пермский губернатор интересуется по поводу благотворительности.

Тихо вздохнув, работодатель Валентина Ивановича отложил письмо в сторону. Греве на какой-то момент даже показалось, что во вздохе прозвучало нечто вроде: «Как же вы все меня задолбали!»

Но быть такого не могло по определению, так что этот вздор быстро и навсегда исчез из памяти мастера-оружейника. Князь же быстро просмотрел фотокарточки с видами строящихся цехов, одобрительно похмыкал и переложил тетрадку с отчетом (а с ней и фотодоказательства) в сейф. Как оказалось, порученец только того и дожидался.

– Вот, Александр Яковлевич.

На освободившееся от документов место лег длинный и узкий пенал наподобие тех, в которых дамам преподносят милые ювелирные безделушки. Простенький, вернее даже грубоватый, обычнейшая поделка не особо искусного в своем ремесле столяра. Заинтригованный Александр неспешно пододвинул деревянную коробочку поближе, надавил пальцами на крышечку, заставляя ее откинуться.

– Хм!

Князь медленно провел кончиками пальцев по шершавой рукоятке, а затем и по льдистой, мертвенно-холодной стали клинка. Такого знакомого, такого привычного, такого надежного и смертоносного… Или нет? Освободив нож из плена грубой упаковки, Александр покачал его на ладони, словно бы взвешивая, и сделал неуловимо-короткое движение всей кистью. Раз – и острие смотрит в потолок. Два! И обоюдоострое жало ртутью протекло меж пальцев, уставившись на Греве с хищным интересом. Три – лезвие улеглось вдоль хозяйского предплечья, став почти невидимым со стороны. Несколько плавных взмахов и незаметно-быстрых переводов, после чего – четыре! Нож с едва слышным шорохом, похожим на шипение гадюки, пролетел через весь кабинет и впился точнехонько в стык между дубовыми панелями.

– Занятно.

Валентин Иванович сморгнул и понял, что позабыл сделать вдох. Очередная грань личности работодателя открылась перед ним совершенно неожиданно. Так неожиданно, что он прямо и не знал, радоваться или же грустить по этому поводу. Такая сноровка в обращении с коротким клинком подразумевала немалый опыт. Опыт, приобретаемый только частой и долгой практикой – а ведь к охоте молодой князь был подчеркнуто равнодушен. Как-то совсем некстати вспомнились предположения старого приятеля, о причинах, заставивших сломаться добротный клинок золингенской стали… Вернувшись за стол, аристократ положил перед собой давнего друга и еще раз провел кончиками пальцев по его рукоятке:

– Нож весьма похож на прежний. Изумительно похож! Но все же это определенно не он. Златоуст?

– Никак нет, тульский мастер.

Греве ответил машинально, пораженный тем, как легко работодатель определил, что у него в руках именно новодел. И тут же явил ему исходник, с явственными следами кузнечной сварки – опять в сосновой коробочке, вытесанной чуть ли не топором. Пользуясь тем, что молодой аристократ явно находился в хорошем настроении, его собеседник решил попробовать утолить уже собственное любопытство. Нет, ну в самом-то деле, его клятвенно заверили в том, что разница между двумя клинками исчезающе мала – так мала, что можно сказать, ее и нету. Совсем. А тут, буквально с ходу!..

– Александр Яковлевич, да как же вы узнали?..

Ответ ясности не добавил. Какая уж тут ясность, когда:

– Я ощущаю его немного по-другому.

И все, понимай это как хочешь. Впрочем, теряться в догадках времени не было – имелись у Валентина Ивановича дела и поважнее. С глубоко личным, так сказать, интересом. Уловив момент, когда начальство отодвинуло от себя восстановленный клинок (не то, совсем не то) и опять потянулось за новоделом, Греве набрал в грудь воздуха и начал:

– Ваше сиятельство!