Он от меня всю беременность не отлипал. Всегда был рядом. Когда я отдыхала, то ложился рядом, уткнувшись носом в живот и “разговаривал” с ним.
Резко останавливается передо мной, собрав ковер под лапами в гармошку, смотрит в глаза и опять в изумлении ворчит на меня.
— Да я сам в шоке, Бароша, — тихо смеюсь я.
— Он такой хорошенький, — шепчет Лиля, разглядывая Юрия Матвееивича.
— Возьмешь на руки?
— Я? — Лиля округляет глаза. — Я хочу, но…
— Не боись, — уверенно отвечаю я.
— Ладно, давай, — Лиля закатывает рукава свитера. — Ну, Юрченя, иди к старшей сестре.
Аккуратно передаю сверток Лиле, шепотом объясняю, как держать малыша, и Барон раз за разом кидает удивленные взгляды, мол, гляди чего творят! Чего творят, хозяин! Я тоже хочу, но у меня, блин, лапы!
— Юрчень, — шепчет Лиля. — Мы тебя очень ждали.
Юрий Матвеевич опять зевает, и на глазах у Лили проступают слезы.
— Так бы и съела, — едва слышно отзывается она. — Это преступление быть таким милахой, — поднимает взгляд на Матвея, — фоткай нас немедленно.
Матвей лезет в карман за телефоном.
— Слушай, Юрчень, у меня на тебя большие планы, — Лиля вновь обращается к брату. — Во-первых, я уже кучу детских шмоток тебе присмотрела. Всяких там костюмчиков. Зайчиков, медвежат, оленят, котят… да, да, Юрченя. Вот такая я коварная.
Хлопаю по подушкам дивана, приглашая Барона к нам. Он прыгает, ложится ко мне на колени и тянется к Юрию Матвеевичу.
Матвей щелкает нас несколько раз, а затем замирает и смотрит на нас таким взглядом, который пробивает меня на слезы.
Я уже несколько раз плакала.
И буду еще много раз плакать от всепоглощающей любви, нежности и привязанности. И пусть так всегда будет. Если плакать то на пике тихого и уютного счастья.
Да обойдут нас печали и горести.
— Я вас так люблю, — шепчет Матвей. — И аж кричать хочу.