Отступает. Я поднимаюсь на ноги, делаю к ней шаг в желании обнять и разделить ее разочарование. Во мне она может быть уверена. Я никогда не предам ее доверия и любви.
— Нет, не трогай меня, — она всхлипывает и убегает.
— Лиля!
Кидаюсь за ней. На лестнице, что ведет на второй этаж, она резко разворачивается ко мне и кричит:
— Оставь меня!
— Лиля… милая… мы это преодолеем. Вместе.
— Вместе?! — она смеется. — Нет больше вместе, мама! А я так не хочу!
— Мне тоже страшно, Лиля, — слабо улыбаюсь, — и я бы тоже хотела, чтобы все было по-другому.
— Он не мог так поступить с тобой, — Лиля качает головой и прячет руки за спину.
— Но поступил.
Она сейчас не подпустит меня к себе. Она прекрасно понимает, что моей вины в ошибках Матвея нет, но подростковый ужас перед будущим иррационален. Она потеряла семью, и в ее глазах мы оба несем ответственность. Я, как жена, должна была уберечь Матвея от неправильных решений. Мы ведь одно целое. Мама и папа. И разве могут быть мама и папа отдельно друг от друга?
Я эгоистично жду поддержки от Лили. Я хочу, чтобы она обняла меня, вместе со мной поплакала и чтобы сказала, что она любит меня и будет рядом. Я хочу опереться на нее, но это неправильно. Я тут взрослая тетка.
— Лиля, я хочу тебя обнять.
— Нет, — она поднимается на несколько ступеней и смахивает слезы дрожащей ладонью. — Не сейчас, мам.
А затем кидается на второй этаж. Вздрагиваю, когда слышу, как хлопает дверь ее комнаты.
Мимо шагает размашистым и решительным шагом Матвей. Поднимается на три ступени, и глухо рычу ему в спину:
— Оставь ее.
— Ты хотела ей сказать правду, — он оглядывается на меня с неприязненным оскалом, — я сказал. И я буду сейчас с ней.
— После всего ты еще смеешь…
— Я буду с ней, — Матвей недобро щурится. — И советую тебе мне не мешать.