— Бзиала швабэйт[30]! — отозвался трактирщик. — Все комнаты свободны, примем как дорогих гостей. Выбирайте сами!
— Нам ещё на базар нужно, Кеннер, — напомнила мне Алина.
— А скажите, почтенный, — кивнув Алине, обратился я к трактирщику, — что за цена нынче за хорошего ишака?
— Вай, аюза[31], не обижай! — воскликнул трактирщик. — Где ты у нас плохих ишаков видел? Зачем обижаешь?
То ли это загадочная кавказская душа, то ли он сам хочет впарить нам какого-нибудь престарелого ишака. А скорее всего, просто скучно ему.
— Так я и говорю, аюза, что плохих не видел, вот и спрашиваю почём нынче хорошие.
— За хорошего, думаю, могут и пять динаров спросить, — прикинул трактирщик.
— И впрямь хорошие у вас ишаки, — согласился я. — По цене судя, так и лучше лошади, наверное. Спасибо, аюза, пусть боги тебе благоволят.
Я повернулся к Алине и кивнул ей на входную дверь.
— Ребята, выбирайте комнаты, заносите вещи, обустраивайтесь, — сказала Алина нашим. — А мы с Кеннером пройдёмся до базара. Анета, ты тоже с нами.
— Один момент, Алина, — остановил я её. — Лида, ты в ветеринарии хоть немного разбираешься?
Лида Зяблик, наша лекарка-пятикурсница, преисполнилась к нам с Леной почти религиозного почтения после того, как узнала, что Милослава Арди — наша мать.
— Немного, — ответила Лида.
— Ну хоть что-то. Тогда ты идёшь тоже, а то продадут нам каких-нибудь одров.
В тени у стены трактира я заметил того самого пацана, который бегал за телегой для нас.
— Иди-ка сюда, бача, — поманил я его. — Поводишь нас по базару.
Пацан вопросительно посмотрел на меня.
— Дирхем дам, — пообещал я. — У тебя, кстати, имя-то есть?
— Чинча я, — неохотно сказал пацан.
— Ну веди, Чинча.