Игра престолов. Книга 2

22
18
20
22
24
26
28
30

«Ваш брат Рэйгар был последним драконом», – говорил ей сир Джорах. Дэни скорбно поглядела на яйца. Чего она ожидала? Тысячу тысяч лет назад они были живыми, но теперь превратились в красивые камни. Из них никогда не вылупятся драконы. Ведь дракон – это воздух и пламя… живая плоть, а не мертвый камень.

Когда кхал Дрого вернулся, жаровня уже остыла. Кохолло вел за собой вьючного коня, через спину которого была перекинута туша огромного белого льва. На небе высыпали звезды. Спрыгнув с жеребца, кхал расхохотался и показал ей свежие царапины на ноге, где храккар разодрал его штаны.

– Я сделаю тебе плащ из его шкуры, луна моей жизни, – пообещал Дрого.

Дэни рассказала ему о том, что случилось на рынке, и смех сразу умолк, кхал Дрого притих.

– Сегодняшний отравитель был первым, – предостерег его сир Джорах Мормонт, – Но не последним. Люди многим рискнут ради титула лорда.

Дрого молчал некоторое время. И наконец сказал:

– Этот продавец отравы бежал от луны моей жизни. Пусть теперь бегает за ней! Да будет так. Чхого и Джорах-андал, говорю каждому из вас: выберите себе любого коня из моих табунов, и он ваш. Любого коня, кроме моего рыжего и Серебрянки, которая была свадебным подарком луне моей жизни. Это мой подарок вам за то, что вы сделали.

И Рэйго, сына Дрого, жеребца, который покроет весь мир, я также оделю подарком. Ему я дам тот железный стул, на котором сидел отец его матери. Я подарю ему Семь Королевств. Я, Дрого, кхал, сделаю это! – Голос его возвысился, и он поднял кулак к небу. – Я отведу свой кхаласар на запад, туда, где кончается мир, и переправлюсь на деревянных конях через черную соленую воду, чего не делал еще ни один кхал. Я перебью мужей, что носят железные одежды, и низвергну их каменные дома. А потом силой возьму их женщин, детей отдам в рабы, разбитых богов привезу в Ваэс Дотрак, чтобы они склонились перед Матерью Гор. Такой обет приношу я, Дрого, сын Бхарбо. Я клянусь в этом перед ликом Матери Гор, и пусть звезды будут мне свидетелями!

Кхаласар оставил Ваэс Дотрак через два дня, направившись по равнине на юго-запад. Кхал Дрого на огромном рыжем жеребце вел своих людей, Дэйнерис сопутствовала ему на Серебрянке. Виноторговец торопился позади них – нагой и пеший, с оковами на руках и горле. Цепи его были прикреплены к упряжи лошади Дэни. Она ехала, а он бежал, босой и спотыкающийся.

С ним не могло случиться ничего плохого… пока хватало сил угнаться за конем.

Кэтлин

Было слишком далеко, чтобы разглядеть знамена, но даже в плывущем тумане она различала на белых стягах темное пятно – конечно же, лютоволк Старков, серый на ледяном поле. Увидев это своими глазами, Кэтлин остановила коня и с благодарностью склонила голову. Боги были милосердны. Она не опоздала.

– Они ожидают нашего прихода, миледи, – проговорил сир Уилис Мандерли, – как клятвенно утверждал мой лорд-отец.

– Да не задержим мы их еще дольше, сир! – Бринден Талли ударил шпорами коня и быстрой рысью направился к знаменам. Кэтлин ехала возле него.

Сир Уилис и его брат сир Уэндел последовали за ними во главе своего войска: почти пятнадцать сотен людей, двадцать с чем-то рыцарей, столько же оруженосцев, две сотни конных латников, меченосцы, вольные всадники… Остальные – пешие, вооруженные копьями, пиками и трезубцами. Лорд Виман остался позади, чтобы приглядеть за обороной Белой Гавани. В свои шестьдесят лет он набрал вес, не позволявший ему сидеть на коне.

– Если бы я мог предположить, что вновь увижу войну, то ограничил бы себя в количестве съеденных угрей, – сказал он Кэтлин, встречая ее корабль, хлопая по массивному брюху обеими руками. Пальцы его были толсты, как сосиски. – Но мои парни доставят вас к вашему сыну невредимой, не сомневайтесь.

Оба «парня» были старше Кэтлин, и хотелось бы ей, чтобы они не походили так сильно на своего отца. Сиру Уилису, пожалуй, оставалось съесть буквально нескольких угрей, чтобы никакая лошадь не сумела поднять его. Кэтлин и так было жаль бедное животное. Сир Уэндел – тот, что помоложе, – оказался бы самым объемистым толстяком из всех, которых ей приводилось встречать, если забыть про его отца и брата. Уилис держался спокойно и официально, Уэндел – развязно и громогласно. У обоих были вычурные моржовые усы и головы гладкие, как попка младенца; ни у одного, пожалуй, не нашлось бы одежды без оставленных пищей пятен. И все же они понравились Кэтлин хотя бы тем, что доставили ее к Роббу, как поклялся их отец. А все остальное уже пустяки.

Она с радостью заметила, что сын разослал дозорных во все стороны, даже на восток, хотя Ланнистеры должны были прийти с юга. Это хорошо, что Робб держится осторожно. «Мой сын ведет войско на войну», – подумала она, не веря самой себе. Кэтлин отчаянно боялась за него и за Винтерфелл и тем не менее не могла не ощутить некоторой гордости. Год назад Робб был мальчишкой. Она размышляла, кем же он стал теперь?

Дозорные заметили знамена Мандерли – белый водяной с трезубцем в руке, подымающийся из сине-зеленого моря, – и тепло приветствовали их. Их провели к возвышенности, достаточно сухой для разбиения лагеря. Сир Уилис приказал остановиться и остался среди своих людей приглядеть, чтобы огни были разожжены и кони накормлены, а брат его Уэндел отправился дальше вместе с Кэтлин и ее дядей, чтобы передать отцовское приветствие их сюзерену.

Почва под копытами коней была мягкой и влажной. Она медленно проминалась под ними, пока они ехали сквозь дым костров, мимо рядов лошадей и фургонов, груженных хлебом и солониной.