Штамм. Начало,

С прошлой ночи Гус бежал и бежал. Наручники не позволяли ему свободно передвигаться по улицам. Он нашел старую рубашку и мог бы прикрыть сложенные на животе руки, но многих ли сумел бы этим обмануть? Через черный ход он прокрался в кинотеатр и поспал в темноте. Подумал об одной мастерской в Вест-Сайде, где разбирали угнанные автомобили, потратил много времени, чтобы добраться туда, но нашел ее пустой. Не запертой, а пустой. Покопался в инструментах, которые сумел там найти, попытался распилить цепь, соединяющую наручники. Даже включил электрическую ножовочную пилу и при этом чуть не распилил себе запястье. Одной рукой ничего не сделаешь, и Гус покинул мастерскую.

Он поискал нескольких своих дружков, но не нашел ни одного из тех, кому мог доверять. И улицы выглядели как-то странно. Они словно вымерли. Он знал, что происходит. И когда солнце скатилось к горизонту, понял, что его время истекает — вместе с шансами на спасение.

Конечно, он рисковал, возвращаясь домой, но, с другой стороны, копы в этот день ему практически не попадались, и к тому же он волновался из-за madre. Проскользнул в здание, прикрыв скованные руки рубашкой, поднялся по лестнице на шестнадцатый этаж. В коридоре никого не встретил. Прислушался у двери. Как обычно, работал телевизор.

Он знал, что звонок сломан, и постучал. Подождал, постучал вновь. Пнул дверной косяк — дверь задребезжала, сотрясая тонкие стены.

— Криспин, — прошипел он, зовя брата-торчка. — Криспин, сраный говнюк. Открой эту гребаную дверь.

Гус услышал, как скрипнул замок. Подождал, но дверь не открылась, поэтому Гусу пришлось размотать рубашку, которая прикрывала скованные руки, и повернуть ручку.

Криспин стоял в углу, слева от дивана, который служил ему кроватью. Гус увидел, что все шторы задернуты, а на кухне открыта дверца холодильника.

— Где мама? — спросил Гус.

Криспин не ответил.

— Гребаный ширяло. — Гус закрыл дверцу холодильника. На полу натекла лужа воды. — Она спит?

Криспин молчал. Смотрел на Гуса.

И Гус начал врубаться. Он присмотрелся к Криспину, которого вообще старался не удостаивать взглядом, и увидел черные глаза, осунувшееся лицо.

Гус подошел к окну, раздвинул шторы. Наступила ночь. В небо поднимался дым от пожара.

Гус повернулся к Криспину, а тот, рыча, уже бежал к нему. Гус выставил вперед руки и успел подсунуть цепь под подбородок, приподнять его, не давая открыться рту, не давая вылезти жалу.

Потом ухватил в кулак волосы на затылке брата и рванул. Так сильно, что Криспин повалился на пол. Гус упал на него, пытаясь удавить Криспина цепью. Его черные глаза вылезли из орбит, шея раздувалась, рот пытался открыться, но Гус держал брата мертвой хваткой. Время шло, Криспин продолжал брыкаться, не терял сознания… и тут Гус вспомнил, что дышать вампирам не нужно и таким манером их не убить.

Он поднял Криспина за шею. Тот пытался вырваться, освободиться и от цепи, и от рук младшего брата. Последние несколько лет Криспин был обузой для матери и доставлял Гусу немало хлопот. Теперь вот стал вампиром, и Гус более не видел в нем брата, только говнюка. А потому подтащил Криспина к стене и вогнал головой в декоративное зеркало. Потом еще раз. Но толстое стекло не разбилось, пока зеркало не упало на пол. Гус свалил Криспина на пол, схватил самый длинный осколок стекла и обеими руками вогнал острие в шею. Осколок перерубил позвоночник и вышел спереди. Гус повел осколок вбок, разрезая шею, но забыл про острые кромки и порезал ладони. Боль пронзила его, но он не остановился, пока голова брата не отвалилась от тела.

Гус подался назад, глядя на окровавленные руки. Он не хотел, чтобы черви из белой крови Криспина переползли на него. Гус увидел их на ковре и поэтому отошел подальше. Он смотрел на брата, его мутило, но ощущения утраты Гус не испытывал. Для него Криспин давно уже умер.

Гус вымыл руки над раковиной. Увидел, что порезы длинные, но неглубокие. Воспользовался полотенцем, чтобы остановить кровотечение, прошел в спальню матери.

— Мама?

Он лелеял надежду, что ее нет дома. Увидел, что кровать заправлена и пуста. Гус уже собрался уйти, но опустился на колени и заглянул под кровать. Только коробки и гантели, которые она купила лет десять назад. Возвращаясь на кухню, Гус услышал шорох в стенном шкафу. Остановился, прислушался. Подошел к двери, открыл. Все наряды матери, сброшенные с вешалок, грудой лежали на полу.