Совок-4

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да, Клюйко! — согласился со мной дед, — Так я что хочу знать, Сергей, эта Клюйко вытянет дело? Не развалит, если ее об этом вдруг старшие товарищи попросят?

— Даже не сомневайтесь! Только тут в другом проблема, Григорий Трофимович, заберут ведь у нее это дело. Раз мордовские эпизоды вылезли, а у нас тут все на раскрытие идет, то московские ухари из Генеральной заберут дело. И не поспоришь! Их, эти дела, по закону объединять следует!

— А, если ее временно прикомандировать к Генеральной и назначить руководителем следственной группы, как думаешь, потянет? — не унимался дед.

— Потянет! Лишь бы только согласилась на командировку, а потянуть — потянет без всяких сомнений! — расписался я за Эльвиру.

— А мы ей, Сережа, старшего советника пообещаем, если она дело и всех фигурантов до суда доведет! Куда ж она тогда денется от такой командировки?! — захехекал старый интриган. — А там, глядишь, она и возвращаться в вашу провинцию не захочет!

Это ты просто еще, дражайший товарищ Севастьянов, о беременности Эльвиры не знаешь, потому так и уверен в эффективности своих заманух! Подумал я ехидно, но вслух ничего этого не сказал. Распрощался со мной дед на духоподъемной ноте.

Всё! Нелегальщина моя закончилась! Вздохнув полной грудью, я расправил плечи и двинул к средоточию общественного транспорта. Конечной точкой я себе определил кабинет Эльвиры Юрьевны.

Глава 9

Сегодня со следователем Клюйко у меня началось, почти как в первую нашу с ней встречу. Я опять сиротливо топтался перед закрытой дверью ее кабинета, а она, как и в прошлый раз бессовестно отсутствовала. Но сейчас я хотя бы примерно знал, где и по какой причине она задерживается. Впрочем, пора бы ей уже и нарисоваться.

Мимо меня с настороженным и недобрым лицом прошла по коридору и скрылась в соседнем кабинете фигуристая женщина с майорскими звездами в петлицах. Причем, я успел заметить, что и настороженность, и исчезновение доброжелательности в ее глазах совпали в тот самый момент, когда она посмотрела на меня. Её лицо мне показалось знакомым и через секунду я вспомнил, что это та самая Светлана, которой я не так давно дал дельный совет относительно крема для бритья «Флорена». Н-да…

— Давно ты здесь? — через несколько минут, из-за спины прервал мои раздумья знакомый голос.

— Не так, чтобы очень, душа моя! — обернулся я к подкравшейся хищнице.

— Как съездила? — поинтересовался я, когда мы зашли в кабинет и расселись по своим местам, — Удачно?

Вместо ответа, задорная и свежая, как утренняя фиалка на альпийском лугу Эльвира уставилась на меня не злым, но пытливым взглядом.

— Колись, Корнеев, откуда тебе было известно про этих девок? — попыталась казаться суровой мадам Клюйко, — И про то, что при них будут ювелирные изделия с мордовскими этикетками?

Заданные вопросы даже на второй взгляд риторическими не выглядели. Мало того, они были для меня, мягко говоря, неудобными. И что самое противное, требовали конкретики в немедленных ответах. Надо было снова как-то выкручиваться.

— Да что там кольца, Эля! Разве в них дело? — задушевно произнеся пустые словеса, я накрыл ее запястье своей ладонью, — Помнишь, ты давеча расстраивалась, что дело у тебя московские ухари из Генеральной заберут? Так вот, я готов предположить, душа моя, что таки не заберут его у тебя! — глядя в глаза Эльвиры Юрьевны, нахально пророчествовал я, — Скажу больше, есть у меня такое предчувствие, что та самая Генеральная прокуратура затребует тебя саму к себе и ты будешь руководить расследованием этой делюги! — для убедительности я даже кивнул головой, а потом и подмигнул ей, — Я даже не удивлюсь, если тебе вдруг посулят старшего советника! Ну это, если ты всех жуликов до суда доведешь, конечно.

Теперь на растерянную мадам Клюйко было жалко смотреть. Глаза она не пучила, но ресницами хлопала интенсивно.

— Брешешь! — в общении со мной она и прежде не трудилась выбирать слова, а теперь и вовсе скатилась на люмпен-пролетарский слог, — Откуда знаешь?

— Брешет бобик у твоей соседки с первого этажа, Эля! — тактично поправил я свою квартирную хозяйку, — А я вещие слова тебе сейчас изрекаю! Эти слова, душа моя, если не в граните, так хотя бы в бронзе отливать следует!