— Подождите! — вырвалось у нее.
Оба обернулись к ней.
— Он будет моим гостем, — сказала она проводнику и, открыв перед бродягой дверь, приказала ему: — Заходите.
Бродяга повиновался ей так же послушно и безучастно, как перед этим проводнику.
Стоя посреди вагона, держа в руках свою котомку, он огляделся с тем же отстраненным, лишенным всякого выражения видом.
— Садитесь, — предложила Дагни.
Он послушался и посмотрел на нее, словно ожидая дальнейших приказаний. В его манерах проскальзывала почтительность, открытое признание того, что он не станет ни требовать, ни выпрашивать, ни задавать вопросов; что примет все, что с ним захотят сотворить, и готов безропотно все принять.
Мужчине, похоже, перевалило за пятьдесят. Судя по сложению и обвисшему костюму, некогда он отличался крепким телосложением. Безжизненному безразличию взгляда не удавалось скрыть искру разума. Морщины мягкосердечного лица придавали ему выражение невероятной горечи, не до конца стершей честность.
— Когда вы ели в последний раз? — спросила Дагни.
— Вчера, — ответил мужчина, потом добавил: — кажется.
Дагни позвонила и попросила стюарда принести из вагона-ресторана ужин на двоих.
Бродяга молча смотрел на нее, но, стоило стюарду уйти, отплатил ей единственным, что оставалось в его распоряжении, сказав:
— Мне не хотелось бы создавать вам проблем, мэм.
— Каких? — улыбнулась Дагни.
— Вы путешествуете с одним из воротил, владельцев железной дороги, не так ли?
— Нет, я еду одна.
— Значит, вы — жена одного из хозяев?
— Нет.
— О… — Дагни заметила его попытку сохранить во взгляде что-то вроде уважения, словно она призналась в порочащем ее поступке и засмеялась:
— Нет, я не то, что вы подумали. Кажется, я и есть одна из железнодорожных воротил. Меня зовут Дагни Таггерт, я работаю на эту железную дорогу.