Риарден стоял, молча разглядывая брата; у Филиппа была своеобразная манера переходить к вопросам, как будто его слова были случайными, но вопросы, слишком небрежные, чуть назойливые, были ключом к достижению цели.
— В общем, я хочу снять бремя с твоих плеч, если я для тебя — бремя! — неожиданно резко заговорил Филипп. — Дай мне работу, и твоя совесть больше не будет тревожиться из-за меня!
— Она не тревожится.
— Вот это я и имею в виду. Тебе все равно. Все равно, что случится с нами, так ведь?
— С кем?
— Ну, как… с матерью и со мной… и вообще с человечеством. Но я не собираюсь взывать к твоим лучшим чувствам. Я знаю, что ты готов отвернуться от меня в любое время, поэтому…
— Филипп, ты лжешь. Тебя беспокоит не это. Иначе ты попросил бы денег, но не работу, не…
— Нет! Я хочу получить работу! — Крик был немедленным, почти безумным. — Не пытайся откупиться деньгами! Я хочу получить работу!
— Возьми себя в руки, дрянь. Ты соображаешь, что говоришь?
Филипп выпалил в бессильной ненависти:
— Ты не вправе говорить так со мной!
— А ты вправе?
— Я только…
— Откупиться от тебя? С какой стати — вместо того, чтобы послать тебя к черту, как давным-давно следовало?
— Ну, в конце концов, я твой брат!
— И что из этого должно следовать?
— Человек должен питать к брату какие-то чувства.
— Ты их питаешь?
Филипп раздраженно надул губы и не ответил; он ждал; Риарден предоставлял ему эту возможность. Филипп промямлил:
— Ты должен… по крайней мере… как-то считаться с моими чувствами… но не считаешься.