— Ну, я знаю, ты не хочешь, чтобы я появлялся у тебя в кабинете.
— Что тебе нужно?
— Ничего… только… в общем, мать беспокоится о тебе.
— Мать может позвонить мне в любое время.
Филипп не ответил, но продолжал расспрашивать его в наигранно небрежной манере о работе, здоровье, делах; вопросы были странно неуместными: не столько о делах, сколько о его отношении к ним. Риарден оборвал брата и жестом велел убираться, в душе у него осталось легкое, неприятное чувство.
Во второй раз Филипп дал единственное объяснение:
— Мы хотели узнать, как ты себя чувствуешь.
— Кто — «мы»?
— Ну как же… мать и я. Времена тяжелые, и… в общем, мать интересуется, как ты относишься ко всему этому?
— Передай, что никак.
Слова эти подействовали на Филиппа довольно странно, словно это был единственный ответ, которого он боялся.
— Убирайся отсюда, — устало сказал Риарден, — и в следующий раз, когда захочешь меня видеть, договорись о встрече и приходи в кабинет. Но не появляйся, если тебе нечего будет сказать. Это не то место, где обсуждаются чувства, мои или чьи бы то ни было.
Филипп не позвонил, но появился вновь, сутулясь, среди громадных домен с видом одновременно виноватым и чванливым, словно шпионил и оказывал честь своим присутствием.
— Но мне есть, что сказать! — воскликнул он, увидев, что Риарден гневно нахмурился.
— Почему не пришел в кабинет?
— Ты не хочешь видеть меня в кабинете.
— И здесь не хочу.
— Но я только… только стараюсь быть тактичным, не отнимать у тебя время, когда ты занят и… ты очень занят, так ведь?
— И что?
— И… в общем, я хотел застать тебя в свободную минуту… поговорить с тобой.