— Чертов болван, — отрывисто произнес Слэгенхоп, — да без него, на кой черт нам ты?
Утром четвертого ноября Хэнка Риардена разбудил телефонный звонок. Он открыл глаза, увидел ясное рассветное небо в окне спальни, небо нежного аквамаринового цвета, которое отбрасывало на старые филадельфийские крыши розоватый оттенок.
Несколько мгновений, пока его сознание было чистым, как небеса, пока он оставался наедине с собой и его душу еще не отяготили болезненные воспоминания, Хэнк лежал неподвижно, захваченный этим зрелищем и очарованный предчувствием слияния с миром, где будет царить вечное утро.
Телефон вернул его к действительности: размеренные, визгливые звонки аппарата надрывно взывали о помощи. Риарден, нахмурясь, поднял трубку:
— Алло?
— Доброе утро, Генри, — произнес дрожащий голос; звонила его мать.
— Мама, что так рано? — сухо спросил он.
— О, ты всегда поднимаешься на рассвете, и я хотела застать тебя, пока ты не уехал на завод.
— В чем дело?
— Генри, мне нужно с тобой увидеться. Поговорить. Сегодня. В любое время. Это очень важно.
— Что-нибудь случилось?
— Нет… да… то есть… я должна поговорить с тобой лично. Приедешь?
— Извини, не могу. У меня вечером встреча в Нью-Йорке. Если хочешь, приеду завтра.
— Нет! Не завтра. Необходимо увидеться сегодня. Необходимо. — в голосе ее слышались панические нотки; впрочем, если бы не странный, настойчивый тон ее механического голоса, он решил бы, что она разыгрывает очередную роль беспомощной, одинокой женщины.
— Мама, в чем дело?
— Я не могу говорить об этом по телефону. Мне нужно видеть тебя.
— Тогда, если хочешь, приезжай в контору…
— Нет! Только не в конторе! Мне нужно увидеться с тобой там, где можно поговорить спокойно. Неужели ты не можешь сделать одолжения и приехать сюда? Тебя просит мать. Ты так редко появляешься. Может быть, в этом не твоя вина. Но разве нельзя пойти навстречу, если я тебя прошу?
— Хорошо, мама. Буду в четыре часа.
— Замечательно. Спасибо, Генри. Замечательно.