— Нет, я предлагал не поэтому.
— Прекрасно!.. Послушай… завтра вся школа будет говорить о Сюзан. Но у них нет права…
Разумеется. Без этого никак не обошлось бы. Лиз обожала иметь при себе страшные тайны и личные трагедии, принадлежавшие только ей. Она словно считала себя избранной за то, что страдала больше остальных. Каждый раз, когда Бобби жаловался на усталость или неудачный день, она говорила: «Да, понимаю… но это все шелуха, Бобби! Вот у меня умер отец, сестра — сумасшедшая. Рано взрослеют лишь те, кому пришлось пережить нечто похожее…» И так далее, и тому подобное.
С другой стороны, что хорошего скажет его папа? Пожмет плечами, словно не понимая, о чем идет речь, приобнимет ее, заберет из больницы и накачает снотворным.
— Я знаю, что ты чувствуешь, — сказал Бобби.
— Нет, не знаешь. Ты пытаешься, но не можешь. В этом вся проблема — ты слишком изнежен.
Прежде чем ответить, Бобби спокойно напомнил себе, где они находились, как тяжело пришлось Лиз и что сейчас она не следила за языком.
— Это неправда.
— К сожалению, ты ошибаешься.
— То есть ты хочешь сказать, что я считаю себя великим, да?
— Нет.
— Или тебе кажется, я стану тратить время на того, кто мне не нравится? Ты и вправду так думаешь? Стал бы я тут сидеть! У меня вообще-то нет другой причины!
На лице Лиз отразилось удивление, а Бобби в этот момент посетила мысль, которую он не смог сразу отогнать: «Я, Бобби Фулбрайт, могу общаться с любым из старшей школы, кто не выше пяти футов. И нечего на меня так смотреть».
Он осадил себя: нельзя думать плохо о том, чья сестра только что сломала шею. Тем более если страдает твоя девушка.
— Нет другой… причины?
— Я не это хотел сказать.
— Но сказал же.
— Прости меня…
— С чего бы это! Ведь ты именно так и думаешь, верно?
— Нет…