Почему «как ни странно»? Потому что, казалось бы, на четыреста человек форму можно пошить, по сути, любую, не сильно обращая внимания на ценник, однако я все это делал с прицелом потом перенести удачные новинки на всю российскую армию в целом, и уж тут любая сэкономленная копейка была бы не лишней.
В общем, на головах была классическая, придуманная мною – поскольку как оказалось пока еще не существовала ну или была как минимум не распространена – шапка-ушанка, зимние кафтаны в которых бойцы постоянно мерзли, сменились ватными курками и штанами, ранцы поменяли конструкцию – в тех, что имели перекрещивающиеся лямки сдавливающие грудную клетку бегать было совершенно невозможно – и стали больше похожи на классические вещмешки, а на ногах, опять же по зимнему времени, были обуты валенки. И для полноты картины нужно добавить, что выкрашено все это было в зелено-черный камуфляж, к которому опять же зимой полагались белые маскхалаты.
На небольшой трибуне, установленной специально ради такого события, стоял сам Александр. Ну и я рядом с ним. Я попросил императора лично вручить своим егерям знамя новосозданного батальона и брат, прекрасно осознавая необходимость красивых жестов после такого впечатляющего разгрома, без лишних возражений согласился.
Специально для сегодняшнего дня я написал музыку. Ну как я – тут мне помог известный столичный композитор Степан Аникиевич Дегтярев, известный своими патриотическими произведениями. Опять же написал – слишком сильно сказано: как мог по памяти, ориентируясь больше на текст, чем на музыку «намурлыкал» композитору то, что хотел бы получить в итоге. Проблем была еще в том, что помнил я только первый куплет с припевом, а дальше Степану Аникиевичу пришлось выдумывать, по сути, самому. Не скажу, что получилось совсем идентично знакомой мне по будущему версии, однако мелодия узнавалась буквально с первых же нот.
Так вот. Мы с Александром поднялись на трибуну, внизу грянул оркестр и на дворцовую площадь не слишком, если уж говорить честно, ровными коробками – строевую мои егеря почти не отрабатывали – вошел «Лейб-гвардии его императорского высочества Николая Павловича отдельный егерский батальон». Слов к музыке мы, конечно, не придумали, однако в голове у меня автоматически заиграло.
- «Этот марш не смолкал на перронах,
Каждый раз заслонял горизонт,
С ним отцов наших в дымных вагонах,
В поездах увозили на фронт.
Он Москву отстоял в сорок первом,
В сорок пятом шагал на Берлин,
Он солдатом дошел до победы,
По дорогам нелёгким войны.
И если в поход
Страна позовет,
За край наш родной,
Мы все пойдем в священный бой».
Там были и другие тексты, написанные еще в Империи, однако помнил я только этой вариант, который очевидно пускать «в продашн» было никак нельзя, поэтому пока музыка осталась без слов.
Мимо трибун проходили и строились егеря совершенно советского вида со штуцерами, к которым я настоял, чтобы примкнули штыки, и которые в таком виде вполне можно было издалека принять за трехлинейки. Казалось, что сейчас эти ребята прямо отсюда отправятся защищать Ленинград на внешний обвод. К сожалению, а может к счастью, такие эмоции мог прочувствовать в силу понятных обстоятельств только я, для остальных – и для придворных, всяких прочих «приближенных» кучкующихся на стороне Зимнего и для простых зевак, толпящихся но противоположной – все выглядело просто как еще один парад, коих Питер видел, откровенно говоря, не один десяток.
- «Это еще что», - подало голос второе мое ехидное «я», вынырнувшее из глубин сознания как реакция на повлажневшие слегка глаза. – «Вот мы к двенадцатому году «Священную войну» напишем, заменив фашистов на французов, как раз в размер ложится, вот тогда да…»