— Ну да, а как его еще назвать? Везет, используя силу пара. Вы его как-то назвали уже?
— Н-нет… — Смутился посему-то Кулибин, видимо заниматься такими глупостями ему в голову не приходило.
— Ну и ладно… — Я задумался на секунду, — пусть будет П-1. Паровоз первый. Даст Бог, не последний. Показывайте, как оно работает.
Мгновенно после моего приказа вокруг зашевелились люди. Подготовить паровой двигатель к работе не так уж быстро, но как я понял, его раскочегарили заранее, чтобы к моему приходу уже можно было провести демонстрацию.
— Добро пожаловать на борт, — с легкой усмешкой открыл передо мной дверь маленького вагончика — по сути той же кареты с четырьмя посадочными местами внутри, но без крыши и без козел для кучера — молодой мужчина в форме института путей сообщения.
Я не стал заставлять просить себя дважды и, уцепившись за удобно приделанную возле двери ручку, рывком запрыгнул внутрь вагончика. Подвеска плавно качнулась, издав тонкий скрип: все же во мне было больше центнера живой массы. Вслед за мной внутрь залез Кулибин — ему с этим делом помог тот самый парень в форме путевого инженера, — а вслед за изобретателем и сам инженер.
— Ах, да, — вскинулся Иван Петрович, — это Семен Осипович Пантелеев. Именно он непосредственно занимался конструированием и изготовлением
Даже на слух ощущалось, как изобретатель пробует новое слово на язык, и судя по его выражению лица, оно пришлось Кулибину по душе.
— Очень приятно, ваше императорское высочество, — молодой человек на вид от силы лет двадцати пяти явственно залился красной краской. Не часто, видимо, его хвалят в присутствии членов императорской семьи.
— Просто Николай Павлович, если в неофициальной обстановке, пожалуйста. — Я протянул инженеру руку, которую тот с видимым удовольствием пожал.
В этот момент раздался негромкий гудок, вызвав в душе какую-то теплую ностальгическую волну — интересно, насколько это нормально ностальгировать по неслучившемуся еще будущему — и локомотив, «пшикнув» паром, начал медленно набирать скорость. Большие колеса стали потихонечку проворачиваться, и вот мы уже катимся по цеху — железная, вернее в данном случае деревянная дорога была проложена круг вдоль стен немаленького помещения, а в одном месте даже ненадолго выбегала на улицу — со скоростью средней городской пролетки. Километров в общем десять в час, навскидку. Может чуть больше.
— Ну как вам, Николай Павлович? — После того как мы сделали один полный оборот и пошли на второй, спросил сияющий Пантелеев. Паровоз изрядно шумел, поэтому приходилось поднимать голос.
— Отлично, Семен Осипович, отлично! Как для первого образца, так вообще замечательно. Это максимальная скорость?
— Эмм… Да, а нужно быстрее?
— Конечно! Это только для поездки внутри завода такая скорость подойдет, но нужно же смотреть дальше… Пройдет двадцать лет, и мы построим железную дорогу от Петербурга до Москвы, и вот там нужно чтобы паровозы бегали хотя бы со средней скоростью шестьдесят верст в час. Ну или хотя бы сорок, для начала. Чтобы путь между двумя столицами можно было преодолеть за сутки. Представляете, какие это сулит перспективы?
Видимо, нарисованная перспектива с трудом укладывалась в головах собеседников, потому что вместо ответа они на несколько минут замолчали, и было практически вживую слышно, как в головах у них крутятся шестеренки мыслей.
Не удивительно, между Москвой и Питером шестьсот пятьдесят верст. Это если по прямой — по дороге получается, как бы не на сто больше. Четыре-шесть дней бешенной скачки для курьерской службы, восемь-десять, для одиночного верхового путника и тринадцать-четырнадцать для груженой товаром телеги. Это если дорога нормальная, в распутицу эти цифры легко можно умножать на два. Идея того, что вообще можно перемещаться по суше с такой скоростью будет осознана местными далеко не сразу. Ну ничего, с этим я им помогу.
— Это же сколько металла на одни только рельсы нужно будет… — через несколько минут, когда поезд сделав еще пару кругов остановился, выдал наконец пришедший немного в себя Пантелеев.
— Много, очень много! — Я не выдержал и расхохотался. Приятно, черт побери, двигать прогресс вперед. Гораздо приятнее чем воевать.
Тем временем в Европе во всю продолжались боевые действия. Основные события осенней кампании тринадцатого года развернулись в Саксонии. Наполеон, что логично, плюнул на второстепенные фронты — испанский и итальянский — и двинул все свои войска на восток, желая по традиции как можно быстрее выбить из войны Пруссию, выглядевшую тут слабым звеном, и уже потом, в более комфортных условиях разобраться со всеми остальными по-отдельности. При этом Испанию Бонапарт, не смотря на присоединение Каталонии непосредственно к Французской империи, к осени тринадцатого года уже полностью потерял, держа оборону — правда достаточно крепко — по Пиренеям. И почти аналогичная ситуация была в Италии, из которой императору пришлось срочно выводить все войска, чтобы те не оказались в окружении и не были потеряны окончательно.