Гарри Поттер и орден феникса

– Как всегда, ноль баллов, Поттер, – мстительно объявил Злей и легким движением палочки опустошил котел. – К следующему уроку напишете мне работу о правильном приготовлении данного зелья, с указанием своих ошибок. Ясно?

– Да, – разъяренно бросил Гарри. Злей уже и так задал предостаточно, а на вечер была назначена квидишная тренировка. Чтобы написать работу, придется не спать еще пару ночей. Невозможно поверить, что утром он был счастлив! Теперь хотелось только одного – чтобы этот день как можно скорее закончился.

– Наверно, придется прогулять прорицание, – хмуро пробормотал Гарри. После обеда друзья стояли во дворе, и ветер трепал полы мантий и поля шляп. – Скажусь больным, а сам напишу работу для Злея. Тогда не придется сидеть над ней полночи.

– Нельзя прогуливать прорицание, – сурово изрекла Гермиона.

– Кто бы говорил, ты сама его вообще бросила, ты же ненавидишь Трелони! – возмутился Рон.

– Я ее не ненавижу, – несколько свысока ответила Гермиона, – а считаю никчемным педагогом и нелепой шарлатанкой. Но Гарри уже пропустил историю магии, и, по-моему, сегодня ему больше не стоит прогуливать.

Гермиона была, к несчастью, права, и через полчаса Гарри, ненавидя всех и вся, занял свое место в жарком, душном от благовоний классе прорицания. Профессор Трелони снова стала раздавать «Толмач сновидений». Намного полезнее было бы писать работу для Злея, а не сидеть здесь, выискивая скрытый смысл в придуманных снах.

Но сегодня не он один пребывал в дурном расположении духа. Профессор Трелони, поджав губы, швырнула учебник на стол Гарри и Рону и стремительно прошла дальше; бросила, едва не попав Шеймасу в голову, следующий экземпляр между ним и Дином, а последнюю книгу метнула Невиллу в грудь с такой силой, что тот свалился с пуфика.

– Ну-с, приступайте! – громко приказала профессор Трелони высоким голосом, в котором слышались истерические нотки. – Вы знаете, что делать! Или я настолько бездарный преподаватель, что даже не научила вас открывать книги?

Ребята в изумлении уставились на нее, потом переглянулись. Впрочем, Гарри догадывался, в чем дело. Когда профессор Трелони – в ее огромных глазах стояли сердитые слезы – бросилась в свое кресло, он склонился к Рону и прошептал:

– Кажется, она получила результаты проверки.

– Профессор? – тихо позвала Парвати Патил (они с Лавандой всегда преклонялись перед Трелони). – Профессор, что-нибудь… э-э… не так?

– Не так! – вне себя выкрикнула профессор Трелони. – Разумеется, нет! Все так! Правда, мне нанесли оскорбление… отвратительными, гнусными инсинуациями… ужасными, необоснованными обвинениями… но нет, все так, все так!

Она судорожно перевела дыхание и отвела глаза от Парвати. Из-под очков брызнули злые слезы.

– Я не буду напоминать, – захлебываясь, продолжила прорицательница, – о шестнадцати годах беспорочной службы… их, как я понимаю, никто и не заметил… Но обижать себя я не позволю, нет, нет!

– Но, профессор, кто вас обижает? – робко спросила Парвати.

– Государственная машина! – глубоким, драматическим, дрожащим голосом провозгласила профессор Трелони. – О, люди, чей взгляд замутнен земными обольщениями, люди, которым не дано Видеть то, что Вижу я, недоступно то, что Понимаю я… Впрочем, нас, провидцев, всегда боятся, всегда подвергают гонениям… такова – увы! – наша судьба.

Она громко сглотнула, промокнула влажные щеки концом шали, вытащила из рукава вышитый платочек и высморкалась с таким звуком, какой любил издавать Дрюзг.

Рон хихикнул. Лаванда обожгла его негодующим взглядом.

– Профессор, – сказала Парвати, – вы говорите о… Вы о профессоре Кхембридж?