Гермиона, как оказалось, ушла спать рано. Косолапсус валялся в кресле. На столике у камина было разложено множество шишковатых шапочек. Гарри был рад, что Гермионы нет; у него не было сил снова говорить о боли в шраме и выслушивать советы сообщить обо всем Думбльдору. Рон то и дело беспокойно на него косился, но Гарри решительно достал учебник по зельям и принялся за сочинение. Впрочем, мысли его где-то витали, и, к тому времени как Рон тоже собрался спать, Гарри почти ничего не написал.
Наступила и миновала полночь, а Гарри все читал и перечитывал абзац про любисток, а также цинготную и чихотную траву, не понимая ни слова.
Гермиона сказала, что Сириус стал безрассуден, из-за того что безвылазно сидит дома…
…если бы в «Оракуле» узнали, что Гарри улавливает чувства Вольдеморта, они сочли бы, что у него воспаление мозга…
…
…замешательно… это уж точно…
…как же хочется спать…
…у камина тепло и уютно, дождь стучит в окна, Косолапсус мурлычет, потрескивает огонь…
Книга выскользнула из рук и с глухим стуком упала на коврик. Голова Гарри запрокинулась набок…
Он опять шел по коридору без окон, и его шаги гулко отдавались в тишине. Дверь в конце коридора становилась все больше; сердце от волнения колотилось… только бы ее открыть… войти…
Он протянул руку… почти коснулся двери кончиками пальцев…
– Гарри Поттер, сэр!
Сильно вздрогнув, Гарри проснулся. Свечи погасли, а совсем рядом что-то движется…
– Хтозесь? – Гарри подскочил в кресле. Огонь в камине почти потух, в комнате было очень темно.
– Добби принес вашу сову, сэр! – проскрипел чей-то голос.
– Добби? – пробубнил Гарри, вглядываясь в темноту на голос.