Но Гарри думал не о Силках Дьявола. Он вспоминал, как в день дисциплинарного слушания ехал в лифте, а из атриума вошел человек с землистым лицом.
– Я встречал Дода, – медленно выговорил он. – В министерстве. Вместе с твоим папой.
У Рона отвисла челюсть.
– Да, я помню, папа о нем говорил! Он был неописуемый – работал в департаменте тайн!
Ребята молча посмотрели друг на друга. Гермиона потянула к себе газету, сложила, долгим взглядом пронзила фотографии десяти беглецов, а затем выскочила из-за стола.
– Ты куда? – от неожиданности вздрогнув, спросил Рон.
– Отправить письмо, – ответила Гермиона, закидывая рюкзак на плечо. – Да… впрочем, я не знаю… но попытаться стоит… я одна сумею.
Рон и Гарри тоже встали и намного медленнее направились к выходу из Большого зала.
– Терпеть не могу, когда она так делает, – ворчал Рон. – Трудно, что ли, нормально объяснить? Жалко потратить лишние десять секунд?.. Привет, Огрид!
Огрид, по-прежнему весь в синяках и со свежей царапиной на переносице, стоял у двери и ждал, пока пройдет толпа вранзорцев.
– Как делишки? – Огрид попытался улыбнуться (вышла гримаса) и похромал за вранзорцами.
– Что это с тобой? – спросил Гарри, шагая следом.
– Ничего, ничего, – с деланой беззаботностью отозвался Огрид и махнул рукой, отчего перепуганная профессор Вектор чуть не схлопотала сотрясение мозга. – Сами знаете, делов невпроворот – уроки вот надо готовить… у саламандр чешуйчатая гниль… а еще… я на испытательном сроке, – невнятной скороговоркой закончил он.
–
– Ага, – кивнул Огрид. – По правде, я другого-то и не ждал. Вы, может, не поняли, только инспекция прошла неважнецки… Ну да что уж теперь, – глубоко вздохнул он. – Пойду… Надо еще разик натереть саламандр порошком чили, а то как бы они у меня хвосты не пооткидывали… Ну, Гарри… Рон… Пока.
Огрид добрел до парадной двери и вышел наружу, где сегодня было очень сыро. Гарри смотрел ему вслед в горестном недоумении – сколько еще ударов судьбы предстоит пережить?
За пару дней новость об испытательном сроке облетела всю школу и, к негодованию Гарри, никого особо не возмутила; некоторые, наоборот, ликовали – и Драко Малфой больше всех. Что же до загадочной кончины рядового сотрудника департамента тайн, то она, казалось, волновала лишь Гарри, Рона и Гермиону. В школьных коридорах обсуждали одно – побег из Азкабана, о котором наконец-то стало известно от немногочисленных подписчиков «Оракула». Ходили слухи, что беглецов видели в Хогсмеде, в Шумном Шалмане; что они, как и Сириус Блэк, намерены пробраться в «Хогварц».
Ребята из колдовских семей с детства привыкли бояться этих людей: их имена вызывали почти такой же трепет, как и имя Вольдеморта; об их преступлениях в дни его расцвета ходили легенды. Некоторые школьники были в родстве с жертвами Упивающихся Смертью и, сами того не желая, внезапно и как-то нехорошо прославились. Например, у Сьюзен Боунс дядя, тетя, а также двоюродные братья и сестры погибли от рук одного из беглецов, и однажды на гербологии бедная Сьюзен печально сказала, что теперь хорошо понимает, каково это – быть Гарри.
– Не знаю, как у тебя хватает сил выносить этот ужас, – без обиняков заявила она и гневно шмякнула на поднос с саженцами крикапканции чересчур много навоза. Саженцы возмутились, задергались и запищали.
Действительно, на Гарри опять показывали пальцами; перешептывались, едва завидев его в коридорах. В то же время у пересудов изменилась интонация, в них звучало скорее любопытство, чем враждебность, а пару раз Гарри подслушал обрывки разговоров, из которых понял, что не всех устраивают объяснения «Оракула» касательно побега из Азкабана. Движимые страхом и замешательством, сомневающиеся, похоже, готовы были рассмотреть единственную альтернативную версию – ту, о которой Гарри и Думбльдор твердили с прошлого года.