Гарри Поттер и орден феникса

22
18
20
22
24
26
28
30

Он сразу узнал прекрасные, танцующие, алмазами искрящиеся блики. Потом глаза привыкли к ослепительному блеску, и он увидел часы, множество часов, больших, маленьких, напольных, дорожных… Они висели между книжными шкафами, стояли на столах вдоль всей комнаты, и пространство полнилось безостановочным деловитым тиканьем, напоминавшим маршировку тысяч миниатюрных ножек. Источником алмазного мерцания оказался высокий хрустальный колпак у дальней стены.

– Сюда!

Сердце Гарри отчаянно забилось: теперь они на верном пути. Он первым бросился по узкому проходу между столами, направляясь к источнику света, как и во сне, к хрустальному колпаку, который был не ниже его самого и стоял на столе. Внутри, искрясь, клубился вихрь.

– Ой, смотрите! – воскликнула Джинни, когда они подошли ближе.

Воздушный поток нес вверх крошечное блестящее яйцо. Вскоре яйцо раскололось, из него вылетела колибри, ее вознесло до самого верха, потом ветер повлек птичку вниз, обтрепывая перья, и на дне колибри была снова заключена в скорлупу.

– Пошли! – прикрикнул Гарри на застрявшую Джинни – ей явно хотелось посмотреть, как яйцо опять станет птичкой.

– Ты сам неизвестно сколько торчал у той арки! – огрызнулась Джинни, но пошла за ним к единственной двери позади хрустального колпака.

– Это здесь, – сказал Гарри. Его сердце колотилось так, что перехватывало дыхание. – Сюда…

Он оглянулся на своих товарищей. Те, внезапно посерьезнев и напрягшись, доставали палочки. Гарри повернулся к двери, толкнул. Она распахнулась.

Это он, тот самый зал: высокий, как собор. Повсюду стеллажи с пыльными стеклянными шарами. Шары посверкивают в свете канделябров. Свечи, как и в круглой комнате, горят голубым. Очень холодно.

Гарри опасливо прошел вперед и вгляделся в проход между двумя рядами. Ничего подозрительного.

– Ты сказал, ряд девяносто семь, – прошептала Гермиона.

– Да, – еле слышно отозвался Гарри и всмотрелся в даль: в конце ряда, под канделябром, мерцал серебром выпуклый номер: пятьдесят три.

– Думаю, нам направо, – шепнула Гермиона и, прищурившись, поглядела в конец следующего ряда. – Да… там пятьдесят четвертый…

– Держите палочки наготове, – тихо приказал Гарри.

Поминутно оглядываясь, они крадучись пошли мимо бесконечной череды стеллажей, уходивших куда-то вдаль, в почти кромешную темноту. Под каждым шаром была крохотная желтоватая наклейка; в одних шарах блестело что-то непонятное, водянистое; другие, темные и тусклые, напоминали перегоревшие электрические лампочки.

Ряд восемьдесят четыре… восемьдесят пять… Гарри ловил малейшие шорохи, но, может быть, у Сириуса во рту кляп, или он без сознания… или, сказал непрошеный голос в голове, он уже мертв

Я бы почувствовал, – сам себе ответил Гарри, и его сердце, подпрыгнув, забилось в горле, – я бы знал

– Девяносто семь! – прошептала Гермиона.

Они сгрудились у девяносто седьмого ряда, всматриваясь в даль. Там никого не было.