Он сразу узнал прекрасные, танцующие, алмазами искрящиеся блики. Потом глаза привыкли к ослепительному блеску, и он увидел часы, множество часов, больших, маленьких, напольных, дорожных… Они висели между книжными шкафами, стояли на столах вдоль всей комнаты, и пространство полнилось безостановочным деловитым тиканьем, напоминавшим маршировку тысяч миниатюрных ножек. Источником алмазного мерцания оказался высокий хрустальный колпак у дальней стены.
– Сюда!
Сердце Гарри отчаянно забилось: теперь они на верном пути. Он первым бросился по узкому проходу между столами, направляясь к источнику света, как и во сне, к хрустальному колпаку, который был не ниже его самого и стоял на столе. Внутри, искрясь, клубился вихрь.
– Ой,
Воздушный поток нес вверх крошечное блестящее яйцо. Вскоре яйцо раскололось, из него вылетела колибри, ее вознесло до самого верха, потом ветер повлек птичку вниз, обтрепывая перья, и на дне колибри была снова заключена в скорлупу.
– Пошли! – прикрикнул Гарри на застрявшую Джинни – ей явно хотелось посмотреть, как яйцо опять станет птичкой.
– Ты сам неизвестно сколько торчал у той арки! – огрызнулась Джинни, но пошла за ним к единственной двери позади хрустального колпака.
– Это здесь, – сказал Гарри. Его сердце колотилось так, что перехватывало дыхание. – Сюда…
Он оглянулся на своих товарищей. Те, внезапно посерьезнев и напрягшись, доставали палочки. Гарри повернулся к двери, толкнул. Она распахнулась.
Это он, тот самый зал: высокий, как собор. Повсюду стеллажи с пыльными стеклянными шарами. Шары посверкивают в свете канделябров. Свечи, как и в круглой комнате, горят голубым. Очень холодно.
Гарри опасливо прошел вперед и вгляделся в проход между двумя рядами. Ничего подозрительного.
– Ты сказал, ряд девяносто семь, – прошептала Гермиона.
– Да, – еле слышно отозвался Гарри и всмотрелся в даль: в конце ряда, под канделябром, мерцал серебром выпуклый номер: пятьдесят три.
– Думаю, нам направо, – шепнула Гермиона и, прищурившись, поглядела в конец следующего ряда. – Да… там пятьдесят четвертый…
– Держите палочки наготове, – тихо приказал Гарри.
Поминутно оглядываясь, они крадучись пошли мимо бесконечной череды стеллажей, уходивших куда-то вдаль, в почти кромешную темноту. Под каждым шаром была крохотная желтоватая наклейка; в одних шарах блестело что-то непонятное, водянистое; другие, темные и тусклые, напоминали перегоревшие электрические лампочки.
Ряд восемьдесят четыре… восемьдесят пять… Гарри ловил малейшие шорохи, но, может быть, у Сириуса во рту кляп, или он без сознания…
– Девяносто семь! – прошептала Гермиона.
Они сгрудились у девяносто седьмого ряда, всматриваясь в даль. Там никого не было.