Портреты закричали от возмущения и испуга, а Армандо Диппет воскликнул: «Ну честное слово!»
– МНЕ ВСЕ РАВНО! – заорал им всем Гарри, бросая луноскоп в камин. – С МЕНЯ ХВАТИТ! БОЛЬШЕ НЕ ИГРАЮ! Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ВСЕ КОНЧИЛОСЬ, И МНЕ ПЛЕВАТЬ…
Расшвыряв приборы, он схватил столик, на котором они стояли. Отбросил и его. Столик упал, разбился, и в разные стороны покатились ножки.
– Тебе
– Я… НЕТ! – завопил Гарри так громко, что чуть не разорвалось горло. Ему захотелось броситься на Думбльдора, швырнуть куда-нибудь и его тоже; трясти его, бить, раскрошить всмятку невозмутимое старческое лицо, внушить ему хоть сотую долю собственного ужаса.
– О нет, тебе не все равно, – еще спокойнее повторил Думбльдор. – Теперь у тебя нет не только мамы и папы, но и человека, который заменил тебе родителей. Конечно, тебе не все равно.
– ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ, ЧТО Я ЧУВСТВУЮ! – проревел Гарри. – СТОИТЕ ТУТ… ВЫ…
Но орать уже не помогает, крушить все вокруг – этого мало; надо бежать, бежать без оглядки, туда, где на него не будут смотреть эти ясные голубые глаза, где не будет этого ненавистного лица… Гарри бросился к двери, схватился за ручку, с силой крутанул…
Дверь не открылась.
Гарри повернулся к Думбльдору.
– Выпустите меня, – рявкнул он. Его трясло с головы до ног.
– Нет, – просто ответил Думбльдор.
Несколько секунд они смотрели друг на друга.
– Выпустите, – повторил Гарри.
– Нет, – снова отказался Думбльдор.
– Если не выпустите… если будете держать меня тут… если не выпустите…
– Прошу, можешь сколько угодно разорять мой кабинет, – безмятежно произнес Думбльдор. – Осмелюсь заметить, вещей у меня больше чем достаточно.
Он обошел вокруг письменного стола и сел, пристально глядя на Гарри.
– Выпустите меня, – еще раз потребовал Гарри, бесцветно и почти так же спокойно, как Думбльдор.
– Не выпущу, пока не скажу того, что должен, – отозвался Думбльдор.