— С вами я пробую сделать ставку на доверие. И скажу несколько больше положенного: все это затеяно ради Лекаря…
— Что?! — после этой новости Александр еще больше укрепился в своей догадке.
Но бандит не обратил никакого внимания на это возмущение и жестом показал, что надо встать и идти за ним. Саша безропотно подчинился. Он был покорным. И не стеснялся своего поведения: Львовская больница № 12, через столько лет, настигла его здесь забытой ягнячьей покорностью. Он в этот момент стал противен сам себе, из-за того, что только один бывший пациент этой клиники лишал его способности бороться и сопротивляться уготованной ему участи.
Да, это был Лекарь…
Он спал. Перед ним валялась пустая фляга. Александр догадался, что попав в полон неверия, Гелик стал искать спасения в вине. Нелепо смотрелся он, храпящий во сне, со струйкой слюны, стекающей с влажных губ на одежду, еще более нелепо от того, что был прикован к креслу наручниками.
Кресло рядом с ним пустовало, и Александр опустился в него. Он смотрел на своего спутника, борясь с желанием прижаться к нему, обнять, что странно, с отцовской нежностью — спасти, оберечь от пакостных испытаний нелегкой судьбы, которая преследовала этого человека даже в такие знатные лета. Нечаянно подумалось: в чем был раньше грешен и виновен этот человек, если под конец жизни ему приходилось переживать подобное?.. Но кто мог дать этот ответ?.. Бездонность и беспокойство пьяного сна?.. Утопия, побег, и нет в мире столько вина, чтобы залить свою горькую судьбу, утопить ее, отмыться от ее грязи и лишений.
Он продолжал смотреть на него. За три года Лекарь состарился еще больше, стал страшнее лицом, суровее, и она же, старость, подарив, нарисовав в чертах эту строгую, пугающую суровость, на самом деле наградила его полной беззащитностью, старческой слабостью. Только не было уже лысого черепа. а была густая шевелюра, пересыпанная нитями седины, отчего она виделась легендарной, библейской, когда переживавшие горе люди посыпали себя пеплом… Неспокойные волосы, взлохмаченные — они же еще больше выдавали этим жалкую беззащитность.
Саша коснулся головы Лекаря. И от этого прикосновения Гелик очнулся. Он поворочал головой, с силой отер рукавом свободной руки слюну с губ и подбородка, и лишь потом открыл глаза.
— А ты мне снился, — произнес он. — Здравствуй, Кукушонок…
И в этих неторопливых фразах, произнесенных обыденно и просто, словно и не было трех лет разлуки, были тоска и радость.
— Ты откуда?
— Из Львова…
— Ну да, — как бы догадываясь, ответил Гелик.
— В отпуске я — по контузии…
— Все воюешь, смерти ищешь.
Саша откинулся на спинку кресла:
— Нет. Нет, Лекарь. Я живу.
— Неплохо?
— По разному бывало.
— По разному и будет.
ebooksa