Кровь

22
18
20
22
24
26
28
30

Анжела молчала, понимая, что решается ее судьба. Кольский видел, как она осунулась и под глазами появились синяки.

«Ведь все понимает, стерва! И штучки свои любовные ловко в ход пустила. А я ведь попался! Да, попался!» — Евгений Дмитриевич немного развеселился от этой мысли, отдав должное изобретательности девушки. Одновременно это задело его самолюбие, и он, поразмыслив еще немного, принял окончательное решение.

2

Ветер Небес и Серебряный Медведь стояли около любимой беседки Императора, наблюдая, как вечерний бриз поглаживает океан, убаюкивая его перед сном. Оба знали, что пройдет не больше недели и не станет ни этого спокойствия, ни их самих, ни этой беседки со скалой, — все канет в Лету под водами набиравшей силу стихии.

Солнце сваливалось в окрашенные пурпуром облака, отражаясь в океане вод, так медленно, будто пыталось запомнить последние дни этой эпохи на Земле.

— Пора! — сказал старик, и они не спеша направились в площадке маголетов.

— Все готовы? — оглядел Ветер жену и сына, ожидавших на взлетной площадке.

— Да, — ответила Полная Луна и спросила с надеждой: — а вы уверены, что лететь нужно?

— Я доверяю твоему отцу, — ответил Ветер и успокаивающе ее обнял.

— Но как можно идти на смерть, не будучи до конца уверенными в ее полезности?

— Это не имеет значения, — ответил отец. — Если мы ошибаемся, все останется, как есть. А если нет, то наше дело послужит будущему.

— Да, отец, наверно, ты прав. Только трудно делать вещи неочевидные, отдавая за них свою жизнь и жизни близких людей, — Полная Луна сильно нервничала.

— Человек не может знать всего заранее. Тогда бы не было эволюции.

— Почему? — неожиданно спросил внук.

Серебряный Медведь погладил его по голове и ответил:

— Потому что, зная все наперед, он не может творить ничего нового. Он теряет смысл, интерес.

— А разве можно сотворить новое? Разве не существует все и всегда?

Ветер рассмеялся, подхватил сына на руки, и сказал:

— Ну, умный, ум из ушей лезет.

— Видишь ли, внук, — серьезно ответил старик, — в мире все столь относительно, что здесь, на Земле, вновь создаваемые вещи кажутся новыми, но с точки зрения Вселенной — ничего нового в них нет.