— Тара? Унылое создание.
Последние несколько дней Брайан избегал Тару Чалмерс — ходячую язву, вечно раздраженную, параноидальную, продолжающую скорбеть по отцу. Но Брайан вычислил, что работа её успокаивает и, будучи занятой, она выглядит порядочным человеком.
— Девчёнка не осознает, что я спас её гребаную жизнь, — говорит Филип.
Брайан несколько раз сухо кашляет. Затем говорит: — Я хотел бы поговорить с тобой об этом.
Филип смотрит на него. — Что?
— Старик обернулся, как эти? — Брайан взвешивает каждое слово.
Он знает, что не единственный, кто переживает из-за этого. С тех пор, как Дэвид Чалмерс вернулся из мёртвых и попытался укусить свою старшую дочь, Брайан размышлял об этом феномене и значении произошедшего, и правилах нового дикого мира, и возможном прогнозе для всего человеческого рода.
— Подумай об этом, Филип. Его ведь не укусили. Правильно?
— Нет, не кусали.
— Итак, почему он обернулся?
Мгновение Филип пристально смотрит на Брайана, а затем темнота поглощает их. Город кажется распростёртым в бесконечности, словно пейзаж из снов. Брайан чувствует гусиную кожу на руках, словно выразив в словах и высказав их вслух, он выпустил злорадного джина из бутылки. И они уже никогда не смогут вернуть джина обратно в бутылку.
Филип потягивает своё вино. В темноте его лицо выглядит мрачным и окаменевшим.
— Как же чертовски многого мы не знаем. Возможно, его инфицировали раньше, а может он хлебнул всего этого дерьма сполна, и его организм начал перестраиваться. Старик, в любом случае, был на пути в мир иной.
— Если это правда, тогда мы все…
— Хей, профессор. Дай передышку. Мы все здоровы и планируем такими остаться.
— Я знаю. Я только говорю… возможно, нам надо больше думать о предосторожности.
— Какой предосторожности? Твоя предосторожность прямо здесь. — Он касается своего 22-калиберного Ругера, заложенного за ремень на спине.
— Я говорю о том, чтобы лучше мыться, стерилизовать помещения.
— Чем?
Брайан вздыхает и смотрит на ночное небо, с низким навесом тумана, тёмным, словно чёрная шерсть. Собираются осенние дожди.